хоть представляешь, сколько человек жаждет туда попасть, Беашта? Как много купцов и лавочников, ремесленников и мастеровых? Свободные места появляются там очень редко. И все же я, скромный служитель государства, хочу пойти на встречу именно тебе, Беашта. Я готов закрыть глаза на щедрые дары многих, чтобы помочь тебе воплотить свою мечту в жизнь, Беашта. И что ты мне предлагаешь? Каких-то жалких пять сотен ситалов? Да любой другой на моем месте просто выкинул бы тебя прочь за городские ворота наплевав в спину! Но только не я. Я слушаю тебя, Беашта, помогаю тебе и хочу за эту всего лишь уважения, Беашта!

– Но сэмо здание, плэта поставщикам, нэлоги, закупки! Я и так в дэлгах и рэсписан дэ последнего авлия…

– Вот что происходит, когда забываешь о благодарностях, Беашта. Но ты же сам мне рассказывал, что боги подарили тебе пять дочерей. Так продай одну из них в рабство.

– Чтэ?!

– В рабство, Беашта, в рабство. Продай одну из дочерей в рабство и тогда денег тебе, Беашта, точно хватит, чтобы дело твое возникло, а потом и пошло в гору! И вот не надо хвататься за сердце и краснеть, Беашта. Множество этриков так делает и никто из твоих соплеменников и родных не осудит тебя, Беашта, за такой шаг. Лучше подумай, сколь много пользы твоей семье принесет лавка, открытая в самом великом городе мира! Десятки поколений твоих предков, Беашта, только и делали, что гоняли овец по холмам Мефетры, перебиваясь молоком и сыром. А ты, Беашта, станешь торговцем. Да что там, почти купцом! У твоей семьи возникнет дело, Беашта. Дело, которое ты сможешь передать по наследству, превратив его в настоящие родовое призвание. И отделяет тебя от этого, Беашта, всего каких-то две тысячи монеток.

– Я… Э… э… Мнэ надо подумать. Прэстите меня гэсподин.

Мицан ели успел отпрянуть, когда одетый в серую тунику и широкополую соломенную шляпу невысокий мужчина выскочил из приемной сановника, сопровождая каждый свой шаг тирадой неизвестных, но вероятно весьма грубых и явно оскорбительных слов.

– Сурово ты с ним, мог бы и скинуть немного,– произнёс юноша, входя в дверь.

Одетый в жёлтую накидку и круглую желтую шапочку, из под которой выбивались жидкие засаленные волосы, старший скавий Ирло Фалавия сидел за большим столом, обмахиваясь, словно веером, глиняной табличкой. Его покрытые багровыми пятнами щеки были гладко выбриты и свисали до толстой шеи, что несколькими подбородками переходила в грудь и почти сразу начинавшийся необъятный живот. Услышав слова Мицана, он вздрогнул, от чего по складкам тела и одежды прокатилась волна ряби, но разглядев гостя, тут же заулыбался, обнажив неровные желтые зубы.

– Ох, юный Мицан Квитоя. Не ждал увидеть тебя так скоро, но все равно – весьма рад, весьма рад. Прошу проходи, присаживайся. Может вина? У меня есть совсем недурное малисантийское…

– Не откажусь.

– Тогда возьми кубок вон оттуда,– сановник кивнул в дальний угол, где на небольшом столике стоял бронзовый кувшин и четыре маленьких кубка. Подойдя к ним, Мицан налил один до краёв и выпил в три глотка пряное и чуть сладковатое вино. Обновив его ещё раз, от чего Ирло Фалавия слегка поморщился, юноша сел на стул напротив старшего скавия, закинув ногу на ногу.

– Что же до того мефетрийца, то нет, не слишком. Понимаешь ли, Мицан, мой проситель оказался крайне прижимист и скуп до неприличия. И в своем желании обрести наибольшую прибыль он граничил с непочтительностью, которую я так не люблю и не понимаю. Так что я просто показал ему ещё один путь… эм, решения нашей проблемы. Не знаю, успел ли ты его рассмотреть, Мицан…– сановник картинно скривился.– В общем, если его дочери хоть немного похожи на отца, то покупка для плотских утех им точно не грозит. Скорее всего, их бы купила какая-нибудь приличная семья как прислуг или нянек. Ведь всем известно, как трепетно и бережно относятся мефетрийцы к детям. Да и потом, всегда же можно выкупать обратно.

– И все же, советовать продать дочь в рабство ради взятки…

– Фу, какое грубое и несправедливое слово,– Ирло Фалавия скорчил обиженную мину, от чего по его обвисшим щекам прошла дрожь.– Ты расстраиваешь меня Мицан. Я думал, что кто-кто, а люди вроде тебя знают, как важна в нашем мире благодарность. Простая человеческая благодарность. Вот Беашта не знает и поэтому останется без лавки. Да и во имя всех богов, что такого я сказал? Знаешь, сколько семей этриков продают своих собственных детей? А? Да через одну. Откуда ты думаешь, Мицан, столько рабов из числа арлингов, мефетрийцев, сэфтов и дейков? От их собственных родителей.

– Ага, а ещё из-за долгов.

– И ещё из-за долгов, которые, таким образом, этрики и погашают,– согласился с ним сановник.– Но, впрочем, ты ведь пришел сюда поговорить не про тяжкую судьбу рабов и неграждан, правда, Мицан?

– На самом деле почти про нее,– улыбнулся юноша, заметив, как заблестели глаза Ирло Фалавии. Неспешно, допив вино мелкими глоточками, он вытащил из-за пазухи небольшой аккуратный сверток и швырнул на стол чиновнику.

– Что это?

– Купчая на рабов.

– Вижу что купчая, к тому же весьма скверно составленная. Подробнее-то можно?

– Это торговый договор о покупке Домом белой кошки сорока рабынь, привезённых купцом из Ирмакана…

– Каким-каким домом?

– Домом белой кошки. Новый бордель в западной части Фелайты. В общем, нужно оформить сделку по всем правилам: печать там поставить, занести в государственные свитки. Ну всё как надо сделать. Это личная просьба господина Сельтавии,– многозначительно добавил он, слегка понизив голос.

Последние слова прозвучали как могущественное заклинание. Сановник тут же расплылся в услужливой улыбке. Развернув лист пергамента, он пробежался по нему глазами, достал чернильницу и стилус, и несколько раз что-то поправил и переписал. Потом взяв большую печать, он поднял ее над головой, приложил одну руку к сердцу, что то тихо зашептал, а потом опустил её на договор, вжав долго и сильно. Затем, взяв из большой стопки чистый лист пергамента, он что-то переписал, внимательно сверяясь с полученным от Мицана документом.

– Печать о государственном одобрении поставлена, договор поправлен и будет вписан в торговые архивы и регистры. Полагаю, что запись об уплате торговой пошлины…

– Ты тоже, как и всегда, внесешь куда надо,– Мицан вытащил мешочек и кинул его на стол. Приземлившись, он издал характерное металлическое побрякивание, от которого Фалавия ели слышно охнул и облизнул губы.

– Вот она благодарность, о которой я и говорил, Мицан,– заулыбался ещё сильнее сановник.– Воистину общение с тобой неизменно доставляет мне несравненное