обсуждений Кавур с отрешенным взглядом сидел, обхватив голову руками, в состоянии глубокой подавленности. Друзья отмечали, что от прежнего веселого и задорного человека не осталось практически ничего. Несколько раз де ла Ривы приглашали главу правительства Италии на отдых в Швейцарию, но Кавур, ссылаясь на занятость, отклонял все предложения об отпуске.

Неудивительно, что здоровье Кавура пошатнулось. Он давно страдал от подагры и сильных болей в желудке. Теперь он постоянно жаловался на бессонницу, а его секретарь Артом был вынужден бодрствовать до трех часов ночи. В конце 1860 — начале 1861 года Кавур несколько раз оказывался в постели с симптомами головных, желудочных болей, сопровождавшихся лихорадкой и бредом (дели́рий). Медикам удавалось достаточно быстро ставить его на ноги. При указанных симптомах болезни, как правило, одним из основных методов лечения в те времена было кровопускание и использование различных природных лекарственных средств (хинин, пиявки и т. д.), которые приносили облегчение больному.

В середине мая 1861 года Кавур, избегая установившейся жаркой погоды в Турине, поехал в Лери. 19 мая он вернулся в столицу и вновь погрузился в ворох неотложных дел. 26 мая в Турине Кавура посетил его старый друг, Салмур, который был встревожен, обнаружив, что белки его глаз были желтыми, а цвет кожи — смертельно бледный. В разговоре глава правительства признался, что чувствует недомогание с момента схватки с Гарибальди в парламенте и из-за плохого самочувствия произошел разрыв с Раттацци. Испуганный Салмур попытался убедить друга выбросить все плохие мысли и успокоиться[580].

Бешеный ритм работы продолжился. 27 мая Кавур выступил в палате депутатов по проекту изменений в таможенный тариф, 28 и 29 мая принял участие в дебатах о статусе расформированных войск. Во второй половине дня 29 мая он выступил перед депутатами с речью, в которой призвал принять резолюцию, уравнивавшую ветеранов всех войн за объединение Италии, а не только с 1859 года. По мнению главы кабинета, это будет «актом примирения» и даст возможность консолидировать общество внутри страны для решения международных вопросов. В тот вечер Кавур вернулся домой чрезвычайно изможденным. Его слуга, Тоско, начал умолять хозяина взять отпуск. «Я измотан, но должен работать, я нужен стране. Возможно, я смогу поехать в Швейцарию этим летом»[581], — ответил Кавур.

Поздно вечером Кавур почувствовал озноб, началась рвота. Около полуночи, разбудив Тоско, он сказал, что у него боли и он опасается апоплексического удара. Срочно вызвали семейного врача Росси, но тот не смог остановить приступы рвоты. Отправили за хирургом, который сделал Кавуру кровопускание. Наступило облегчение. По настоянию Кавура в течение дня ему еще два раза делали кровопускание. Как утверждают Смит и Тейер, «Кавур сказал своей племяннице, что специально просил об этом виде лечения, так как без него он был бы вынужден лежать в постели в течение двух недель, а такого времени в его распоряжении не было»[582].

На следующий день, в пятницу, 31 мая, Кавур почувствовал себя гораздо лучше и вопреки настояниям Росси провел у себя в спальне двухчасовое заседание кабинета министров, а остаток дня беседовал с Нигра и Бланом. Ночью у Кавура был новый приступ озноба, и врач прописал хинин, но организм пациента не принял лекарство. Тогда в течение субботнего дня хирург провел еще два сеанса кровопускания.

В воскресенье, 2 июня, в Турине был праздник, посвященный дате принятия Statuto, но ослабленный Кавур даже не смог подняться с постели и выйти на балкон дома. Единственное, что он сделал, этот попросил представить ему отчет о воскресных торжественных мероприятиях. Днем племянница Кавура, графиня Альфьери, к своему ужасу обнаружила, что его левая рука и кисть были холодны, как мрамор. Более того, когда Кавур попытался почитать «Историю Консульства и Империи» Тьера, то выяснилось, что он ничего не может понять. «Это странно, — сказал он Тоско, — но я не могу читать»[583].

У Кавура неожиданно открылся один из надрезов, и пошла кровь. Только спешно прибывшему хирургу удалось остановить кровотечение. Вечером у него началась лихорадка, наблюдалось затрудненное дыхание и бессвязная речь. Утром в понедельник Росси попросил своего коллегу доктора Маффони прийти на консультацию. Кавур, пришедший в сознание, потребовал от врачей сделать еще одну процедуру кровопускания. Росси не посмел перечить, но кровь уже не вытекала. Единственное, что удалось сделать хирургу, это выжать немного черной свернувшейся крови под сильным давлением на вены больного. Тогда Кавур, увидев у входа в комнату переговаривавшихся Росси и Маффони, сказал: «Господа, вылечите меня скорее. У меня на руках Италия, и время дорого. В субботу я должен быть в Бардонеккье, чтобы осмотреть туннель в Мон-Сени»[584].

В результате Маффони прописал еще больше хинина, после этого приложил горчичники и пузыри со льдом для головы. Однако состояние больного не улучшалось. Кавур попросил Тоско послать за священником, отцом Джакомо да Пуирино[585], а также Кастелли и Фарини, который был практикующим врачом. Когда появился Фарини, Кавур попросил его взяться за лечение, поскольку Фарини несколько лет назад уже помогал в аналогичных обстоятельствах. Изучив ход болезни, Фарини прописал продолжить интенсивный курс лечения горчичниками и льдом.

Время от времени Кавур впадал в состояние бреда, продолжая обсуждать политические проблемы. Он требовал незамедлительно докладывать ему, не появилось ли официальное сообщение Наполеона III о признании Королевства Италия[586]. Как пишет Хердер, глава правительства также много говорил о «южном вопросе» и полагал, что «неаполитанцы очень умны, но коррумпированы, поэтому их надо „отмыть“. Но они не должны находиться на военном положении. С ними нужно поступать по справедливости, а молодежь должна получать образование по принципу „свободная церковь в свободной стране“»[587].

При этом обрывочная речь Кавура стала настолько громкой, что ее хорошо было слышно в соседних комнатах. Присутствующие думали, что больной считает, будто выступает в стенах парламента. А Микеланджело Кастелли, один из старейших друзей Кавура, записав его безумную болтовню, отметил, что «никто не слышал, чтобы он произнес хоть слово ненависти или злобы. Все его чувства были основаны на дружбе, уважении, сострадании и надежде»[588].

Новости о тяжелом состоянии Кавура быстро распространились по городу. У дома главы правительства начали собираться люди, а ко вторнику, 4 июня, уже весь район был заполнен. В следующие часы народ только прибывал.

В среду, 5 июня, врачи впервые заговорили о безнадежном состоянии Кавура. Выполняя просьбу больного, послали за священником. Одновременно в толпе, по-прежнему стоявшей у дома, распространились новости об этом. Они вызвали большой всплеск эмоций, поскольку народ помнил некрасивую историю министра Сантароза, случившуюся