Лай собак наконец прекратился. Чень Чжэнь тихо скомандовал:

— Быстрей! Быстрей садись и смотри, волчонок сейчас завоет!

Когда собаки молчали, волчонок мог внимательно послушать вой волков. Он расправил грудь, поставил торчком и, закрыв рот, внимательно слушал. Волчий по-прежнему возбуждал волчонка, он взволнованно поворачивал голову то на север, то на запад, откуда доносился вой. Если вой был одновременно с разных сторон, он беспокойно вертелся на месте.

Чень Чжэнь обнаружил, что в прошлую ночь вой был каким-то одиноким, а в эту ночь, наоборот, отличался многоголосием, были звуки и выше, и ниже, в нём как будто был вопрос, попытка выяснить что-то. У Чень Чжэня всё тело даже похолодело. Он подумал, что вот сейчас матери-волчицы, весной потерявшие детей, все собрались здесь, в душе надеясь найти и узнать своего ребёнка. Они прекрасно понимали, что здесь расположен лагерь скотоводов, что здесь скопление людей с оружием и собак и что им угрожает огромная опасность, но они решили рискнуть. Чень Чжэню даже хотелось сейчас отпустить волчонка, чтобы он убежал к своим, но он не смел этого сделать, потому что боялся, что соседние собаки тут же догонят и загрызут его.

В это время волчонок сел поудобнее и начал пытаться издавать звуки в северо-западном направлении. Он наклонил голову и издал звук «у-у-у», потом замолчал, медленно поднял голову, и звук «у» преобразовался в «оу». «У-у-у… … оу… оу…» — у волчонка наконец получился правильный волчий вой. Волки со всех трёх сторон замолчали, как будто соображали, что означает только что произнесённое им «у-у-у… оу… оу…». Волки, не определившись, продолжали ждать. Чень Чжэнь увидел, что сам волчонок тоже был в недоумении, ему самому было непонятно, что означал тот изданный им вой.

Он подождал немного и, не дождавшись ответа, снова наклонил голову, собрался с силами, потом поднял голову и издал протяжный звук. В этот раз волчонок наконец полностью восстановил самый высокий уровень звука прошлой ночи. Волчонок был очень удовлетворён своим воем, он не стал дожидаться ответа волков и снова завыл, но конец этого звука был немного покороче. Его голова поднялась ещё выше, кончик носа смотрел прямо на Тэнгри, в небо. Чем дальше он выл, тем правильнее у него получалось, пока он выл, его рот принимал форму трубки духовых музыкальных инструментов. Он радостно напевал «горький и печальный мотив», радостно и в приподнятом настроении соответствовало выражению «черти плачут и волки воют».

Чень Чжэнь шёпотом заговорил:

— Я теперь, послушав волчий вой, понимаю, почему песни монголов столь протяжны и переливчаты. Характер монгольских песен очень сильно отличается от китайских. Я предполагаю, что этот мотив принесён от гуннов и от поклонения их волчьему тотему. Об этом даже есть свидетельства в исторических книгах… Мы, китайцы, тоже любим слушать монгольские народные песни, протяжные и печальные, широкие, как степь, но никто не знает, что истоки монгольских напевы — это волки. Однако современные монголы из Внутренней Монголии не хотят признавать, что их напевы — это изменённые волчьи песни. Я спрашивал многих скотоводов, некоторые говорят, что нет, а некоторые говорят, что не знают. Это и неудивительно, сейчас в ходу другие, и кто осмелится говорить, что волки — родоначальники монгольских песен? Иначе их бы просто запретили, а певцов объявили реакционными элементами. Но факты есть факты, и это не просто удивительное совпадение.

Эрлань вместе с другими собаками снова рванул на северо-западный край и там стал бешено лаять. Когда собаки прекратили лаять, волчонок снова завыл, издавая уже нормальные волчьи звуки. Он выл непрерывно пять-шесть раз, потом замолчал, побежал к миске, попил водички и снова побежал на прежнее место и продолжил. Повыв несколько раз, он снова остановился, поставил уши торчком и стал слушать ответ. Прошло довольно длительное время, пока волки, видимо, были в замешательстве, вдруг с западного склона донёсся грубый и грозный вой. Этот звук походил на голос вожака или его помощников, вой содержал приказ, он был недлинный, краткий и ясный. Чень Чжэнь и Ян Кэ были напуганы этим так, что не могли произнести ни слова.

Волчонок сначала оцепенел, но потом вдруг радостно подпрыгнул. Он заволновался, но не знал, как ему отвечать, разве что пытаться подражать тому вою. Хотя звук голоса волчонка и нежный, но окончание звука вполне соответствует обычному волчьему. Волчонок пытался подражать несколько раз, но такого грозного воя, который он только что слышал, у него не получилось.

Все бывшие там волки наверняка страшно волновались, за многие тысячи лет существования монгольской степи они никогда не сталкивались с таким необычным волчонком. Наверняка он находится в лагере людей среди собак и овец и, как ни в чеём не бывало, какие звуки хочет, такие и произносит. Тогда, в конце концов, он волк или нет? Если да, тогда какое он имеет отношение к вечным врагам волков — людям и собакам? Послушав его ещё немного, волки подумали, что он как будто там живёт неплохо, и его не обижают ни люди, ни собаки, и голос вроде сытый и довольный, однако что с ним собираются делать люди и чего он хочет сам?

Вдруг донёсся ещё один волчий вой, по всей вероятности, это была волчица, этот звук был тёплым и мягким, наполнен материнской болью, любовью и надеждой, в конце этот звук долго дрожал. Чень Чжэнь подумал, что он может означать: «Сынок, ты помнишь маму? Я твоя мама… Я скучаю по тебе, я ищу тебя давно… Все тебя ждут…» Чень Чжэнь не смог сдержать слёз, у Ян Кэ тоже глаза были влажные.

Волчонок от этого зова очень забеспокоился, почти взбесился, стал яростно и свирепо натягивать цепь, сильнее, чем перед кормлением. Волчица снова скорбно завыла, через некоторое время к ней присоединились и другие волчицы, и над степью полилась печальная скорбная песня, она длилась и длилась, потрясая небо и землю, заставляя плакать чертей. Волчицы словно перенесли тысячелетнюю скорбь и боль по пропавшим детям в настоящее время.

Затем на горном склоне образовалась тишина. Чень Чжэнь подумал, что наверняка те скорбящие и надеющиеся волчицы сбиты с толку и возмущены: ведь, может быть, этот маленький хулиган не является тем родным дитём, которого они так ищут, а возможно, это и не их собрат. То есть вся стая сильно сомневалась насчёт происхождения волчонка. Вдруг он является приманкой хитрых скотоводов? К тому же в степи никогда ещё не держали дома волков, те охотники, которые весной приезжали и искали норы и вытаскивали оттуда волчат, а затем увозили их, сразу же у своих юрт подбрасывали их высоко и отправляли к Тэнгри. И когда волчицы возвращались к своим разорённым норам, они могли учуять направление, куда увезли волчат, а потом даже находили зарытые трупы без шкур. Но неужели настолько ненавидящие волков люди могут растить волчонка?

Волки также могли рассудить, что эта маленькая штука, издающая такие звуки, не есть волк, а может быть собакой. Волки часто видели в степи Элунь охотников с ружьями, одетых в зелёную маскировочную одежду, которые брали с собой больших собак, с очень похожими на волчьи ушами, и этих собак они вполне могли научить волчьему вою. Те собаки намного более свирепы, чем местные, каждый год несколько волков бывают загрызены ими. Скорее всего, этот умеющий выть по-волчьи маленький хулиган и является щенком такой «собаки с волчьими ушами».