«Чем я вчера напился?» — удивился про себя Петр. Он помнил, что пил паленую водку, отбитую у каких-то бомжей, никаких химикатов, никаких средств от перхоти он точно не пил.

— Ну, придурок, мля, — процедил Сабля, глядя на Шашкина. — Такой план мне запохабил! И кто теперь будет его выполнять? — Он огляделся и задумчиво ткнул пальцем в одного из байкеров: — Ты!

— Уйбуй Тарелка, — с готовностью подсказал коротышка.

— Сойдет. Будешь следить за Секирой. Если увидишь, что он решит перехватить амулет, убьешь, понял?

— Понял!

— Слушайте, Гниличи! — повысил голос Сабля, вскарабкавшись на крышу стоящей рядом «Газели». — Штурм Замка скоро, мля! Мы должны захватить амулет любой ценой! Если все получится, как задумано, я стану императором! И все Красные Шапки объединятся под моей властью, властью Гниличей! А того, кто отличится в штурме, я, в натуре, щедро вознагражу!

— Как? — выкрикнул кто-то из толпы.

— Как отличится?

— Как наградишь!

— Я же сказал — щедро! — попытался было увильнуть Сабля.

— Откуда щедро, у тебя же денег не осталось, в натуре! — не дали ему отвертеться подданные.

— В императоры метит, а казны нет!

Собравшиеся на миг притихли, а затем разразились целым водопадом альтернативных предложений:

— Император может полцарства дать.

— И золота!

— Откуда царство?

— Ну, пол Южного Форта.

— Титулы всякие, мля.

— Медали с брильянтами.

— И руку принцессы в придачу.

Тут наступила тишина.

— А у него нет принцессы, — послышался чей-то неуверенный голос.

— У настоящих императоров всегда есть принцессы, в натуре, — авторитетно заявил какой-то знаток императорских традиций.

«Ну, точно, белая горячка», — сделал окончательный вывод забытый бандитами Петр.

— Слышь, Сабля, а чего это мы, в натуре, за тебя будем задницу рвать и Замок штурмовать, если у тебя, мля, даже принцессы для нас нет?

— Есть! — радостно возопил Сабля, всерьез обеспокоенный тем, что в воздухе запахло жареным, а именно — отказом сородичей признать в нем императора. — Самому отличившемуся герою я отдам свою племянницу.

— У-у! — восторженно заорали байкеры. Шашкин не понял причин их радости — он не знал, что племянница Сабли, полукровка, как и сам фюрер, считалась одной из самых красивых женщин среди Красных Шапок… К счастью для него, Шашкин также не знал и о стандартах красоты Красных Шапок.

Сабля облегченно перевел дух, любовно погладил вытатуированный на скуле зеленый чертополох и спрыгнул на землю. Поманил пальцем нескольких дикарей, видимо, ближайших помощников, и разложил на капоте машины какую-то карту.

Заинтригованный происходящим, Шашкин незаметно протиснулся поближе. Если это и впрямь только пьяный бред, то бред весьма занимательный.

— Значит, так, — тыкал грязным пальцем Сабля по замызганной карте. — Двигаемся вот отсюда. Джипы наготове, фургоны тоже. Вертолет обещал Любомир. Оружие выдано. Дуричи и Шибзичи прикрывают наш отход тут и тут. Десять человек идут вниз, там сокровищница и Амулет. Остальные — наверх, удерживать рыцарей. Самое главное — врываемся в Замок внезапно, это наш единственный шанс, мля.

Петр не сводил взгляда с карты. Цветные стрелки, расчертившие проспект Вернадского, сходились в одной точке, трех квадратах зданий, обозначенных лаконичной надписью «Чудь».

«Чудь Инкорпорейтед!»

— А как врываемся?

— Сносим ворота.

— Как? — упорствовал какой-то настырный байкер. — «КамАЗов»-то больше нету…

— Тихо ты! — зло зашипел Сабля. Так злятся обычно те, кому наступают на больную мозоль. — Любомир мне, понимаешь, доверил, в натуре, а вы, придурки, прозевали, когда у вас машины увели.

— Это не мы, — опасливо отступил настырный байкер. — Тех, кто прозевал, ты, великий фюрер, уже повесил.

— Повесил, мля, а толку? «КамАЗов»-то нету! Как теперь ворота Замка сносить?

— Вам «КамАЗы» нужны? — неожиданно для самого себя встрял Шашкин.

— Дюбель, ты, в натуре, очнулся, что ли?

— Вы на «Чудь Инкорпорейтед» нападать собираетесь? — уточнил Петр.

— Ну ты, мля, даешь, — заржали вокруг него байкеры.

«Значит, на нее, — сделал правильный вывод Шашкин. — Как, однако, удачно все складывается!»

— Так «КамАЗы» нужны? — повторил он.

— А у тебя, типа, есть? — нехорошо ухмыльнулся Сабля.

— Может, и есть, — высокомерно, что никак не вязалось с его плачевным внешним видом, отозвался Петр.

Опешивший от такого наглого тона Сабля даже не разозлился.

Шашкин на миг прикрыл глаза и с наслаждением вдохнул вонючий смрад бандитского логова. На его лице медленно расцвела кривая улыбка, которая, несомненно, вышла бы мстительной и зловещей, не будь физиономия Шашкина опухшей от побоев.

— Ты, — ткнул Петр пальцем в одного из байкеров. — Дай мне телефон…

* * *

Если поначалу Дюбель опасливо косился на огромных мордоворотов, сжавших его с обеих сторон на заднем сиденье роскошного внедорожника, то вскоре отошел. Громилы вовсе не собирались проламывать его несчастную, не прикрытую любимой банданой голову. Наоборот, они охраняли его по приказу расположившейся на переднем сиденье разодетой в пух и прах человской женщины, зачем-то забравшей его из вытрезвителя.

Правда, на первых порах Дюбель пытался рыпаться:

— Пустите, в натуре, я на штурм опоздаю!

Но с тем же успехом он мог обращаться к стенке. Охранники не пошевелились и даже не подали вида, что слышали. Зато встрепенулась человская женщина, и Дюбель сразу пожалел, что привлек ее внимание.

— Пустите его, алкаша! Да я тебя, пьянь подзаборная, знаешь, сколько искала? Тебя же не узнать — ты на кого стал похож? Разрисован, как последний уголовник, и зарос, как бабуин. Подписал бы мне доверенность, алконавт недоделанный, и — пожалуйста, подыхай под забором. А то, смотрите, в бомжи подался, бизнес ему, видите ли, надоел! И дела нет, что семья скоро останется голодной и раздетой!

Мягкие бока дамы, упакованные в дорогую одежду, искусно скрывающую недостатки фигуры, еще не исправленные пластическим хирургом, никак не свидетельствовали о том, что над женщиной витают призраки нищеты и истощения, но ее это не смущало. Начав возмущаться, она продолжала визгливую тираду то тех пор, пока джип не остановился у новенькой многоэтажки где-то на юге Москвы. Охранники аккуратно, но решительно выгрузили Дюбеля из машины, внесли в светлый подъезд, взлетели в зеркальном лифте на самый верх и оставили в просторной, роскошной квартире. Один на один с встроенным в стену баром из темного дерева, богато уставленным пузатыми бутылками с солидными этикетками.