Однажды ночью, в станице вдруг ударили в набат и улицы мгновенно покрылись бегущими казаками. В общем шуме ничего нельзя было разобрать, кроме каких-то угроз и диких мятежных возгласов. Очевидно вспыхнул бунт. Но никто не знал, почему он вспыхнул. Первым побуждением Граббе было послать урядника в отряд с запискою, чтобы войска отнюдь не трогались с места, хотя бы услыхали в станице даже сильную перестрелку. Только успокоившись на этот счет, Граббе вышел на крыльцо и приказал узнать в чем дело. Оказалось, что казаки поймали трех солдат линейного батальона, забравшихся ночью в станицу и вообразили себе, что они хотели выкрасть у них знамя. Самое предположение о покраже знамени чрезвычайно удивило Граббе; но тут он узнал что казаки берегли свое знамя пуще голов, потому что среди них сложилось, как сказано, убеждение, что если знамя возьмут и отвезут на новую линию, тогда переселение полка неизбежно.

– Тогда нам конец, – жаловались они Граббе.

– Почему же конец? – спрашивал их Граббе.

– «А то как же – отвечали ему старики – где будут знамена – там должны быть и мы. Тут уже ничего не поделаешь. Бросай все, и дома, в семьи, а иди за ними. Без знамен – какие мы слуги царевы. Без них нам никак не возможно. Вот почему и бунт вышел: боимся, чтобы не взяли их у нас какою-либо хитростью или наваждением. Да вот – прибавил один старик таинственно – двух солдат сейчас приведут к тебе, а третий, сказывают часовые, на их глазах в свинью перекинулся – оборотень, значит такому долго ли сделать какую-либо пакость».

Граббе не стоило большого труда убедить казаков, что солдаты пришли воровать совсем не знамена, а кур, поросят и индюшек. Удостоверившись в этом, казаки сами стали смеяться над своими опасениями, и первые явились усердными ходатаями за попавшихся солдатиков[159].

Между тем граф Евдокимов, вникнув глубже в поведение хоперских казаков в вопросе по переселению их целыми станицами, пришел к заключению, что нельзя в строгом смысле смотреть на их поступки, как на нарушение военной дисциплины, а скорее отнести к заблуждению относительно не имения царского указа и к самой неожиданности переселения, к которому они не могли приготовиться в короткий срок. С другой стороны, понимая, что дальнейшие принудительные меры могут невольным образом повести к неожиданным столкновениям с хоперскими казаками, могущими породить самые прискорбные последствия – 5-го мая граф Евдокимов приказал распустить все войска, собранные у станицы Александровской, а князю Святополк-Мирскому приказал: 1) успокоить казачье население, объявив им, что переселение отлагается впредь до особого Высочайшего повеления; всем жителям разойтись по домам и заняться своим хозяйством; 2) всем станицам избрать 5 депутатов при одном офицере для отправления в С.-Петербург и 3) впредь до решения настоящего вопроса свыше, приостановить переселение и Сергиевской станицы, хотя жители ее уже вполне были готовы к выступлению, все усадьбы оценены, и даже деньги за большую часть их розданы казакам[160].

Распоряжение это вызвало всеобщую радость, и в ожидании дальнейшей своей судьбы казаки 1-го Хоперского полка успокоились, но ненадолго. Во второй половине мая был получен из Тифлиса отказ относительно отправления в Петербург депутации от хоперцев. Тогда казаки решили действовать на свой страх и самовольно отправили в Петербург своих выборных казаков Круглолесской станицы Павла Сафонова, Северной – Романа Шапкуна и Александровской – Семена Колесникова. 30-го июня эти депутаты прибыли в Петергоф и явились с прошением к Государю Императору Александру II. Прошение не было принято, а упомянутые хоперцы по Высочайшему повелению арестованы и отправлены к с. – петербургскому коменданту для содержания их на гауптвахте. При этом им было объявлено, что Государь изволил предоставить местному начальству взыскать с них по законам за самовольную отлучку и неуместное обращение непосредственно к Его Величеству помимо своего начальства, облеченного Высочайшим доверием и властью. Затем казаки Сафонов, Шапкун и Колесников были отправлены в Ставрополь.

Наконец, 24-го июня 1861 года последовал Высочайший рескрипт на имя наказного атамана Кубанского казачьего войска, генерал-адъютанта графа Евдокимова, следующего содержания[161]:

Г. генерал-адъютант граф Евдокимов! С сожалением известился Я, что указанное главнокомандующим Кавказскою армиею, по воле Моей, начало русского воинственного заселения предгорий западного Кавказского хребта в нынешнем году приостановлено вами. Еще прискорбнее мне было узнать о неуместных и даже дерзких просьбах, поданных несколькими лицами из среды чиновников бывшего Черноморского казачьего войска, а также об оказанном со стороны казаков 1-го Хоперского полка противодействии распоряжениям местного начальства. Привыкши видеть в казаках искренно преданных слуг престолу и отечеству, всегда стремящихся оправдать монаршие о них попечения и с самоотвержением подвизающихся для чести и славы русского оружия, Я был крайне удивлен таким поведением их и, не допуская возможности, чтобы самим казакам могла придти даже мысль о преступном ослушании распоряжениям поставленных над ними и облеченных Моим доверием властей, Я приписываю все случившееся единственно недоразумению и, быть может, внушениям людей злонамеренных. Поэтому, относя к зачинщикам и подстрекателям всю ответственность за преступные их действия, Я, во внимание к ходатайству генерал-фельдмаршала князя Барятинского, отечески прощаю минутное заблуждение прочих, увлеченных сими людьми, в твердой уверенности, что верным и храбрым казакам Кубанского войска достаточно услышать одно Царское слово, чтобы с обычным им самоотвержением явиться всюду, где присутствие их потребно для пользы государства.

Обращаясь за сим к важной и необходимой государственной мере – заселению предгорий западного Кавказского хребта – и усматривая, что ныне благоприятное для начала сей меры время года уже упущено, Я, с сожалением, поставлен в необходимость утвердить, сделанное по вашему представлению, распоряжение об отмене на текущий год предположенного переселения станиц 1-го Хоперского и Ставропольского полков и 770 семейств из Ейского округа. Остаюсь, однако, в полном убеждении, что потерянное время будет вознаграждено в будущие годы усиленным исполнением предначертанного плана о русском заселении Закубанского края.

Переселение вперед наших линий, конечно, не может не быть тягостным; но это переселение есть жертва, приносимая верноподданными для блага отечества. Казачье сословие предназначено в государственном быту для того, чтобы оберегать границы Империи, прилегающие к враждебным и неблагоустроенным племенам и заселять отнимаемые у них земли. В продолжение почти целого столетия казачьи войска, бывшие Черноморское и Кавказское линейное, с помощью донских и малороссийских казаков, дружно действуя для покорения враждебных племен, в особенности в последнее время они оказали большие заслуги, постепенно оттесняя неприятеля далее в горы и заселяя оставленные им земли. Дабы увековечить доб лестные подвиги их на рр. Кубани и Тереке, а также соображаясь