– А ваши женщины – напротив, ласковее, добрее, сострадательнее… Даже чем ваши мужчины. Хотя ваш народ весь более добрый и мягкий, чем наш.

– Как бы кощунственно это не звучало от боевого мага… – начала я. – Женщине в общем, наверное, естественно быть более ласковой, хотя при этом сильной, способной защитить детей.

– Вы, – чуть приподнял брови дракончик, – были преимущественно хранительницами очага.

Я пожала плечами и продолжила мысль:

– Почему ваши женщины… такие?

– Эхехе, хочешь знать, да? – как-то странно посмеялся он. И в этот момент я осознала, что точно хочу.

– Хочу!

– Ну, что ж… Я расскажу тебе то, чего никто не расскажет.

– Даже Конхстамари?

– Особенно Конхстамари.

– Почему?

Вместо ответа Личи хмыкнул, поглядев вдаль. Потом, чуть посерьезнев, начал:

– У всякого народа есть свои темные времена. Но нашим – нет свидетелей среди других.

Я выжидательно посмотрела на него, ерзая от нетерпения.

– Когда-то чужих детей убивали, – чеканя слова, проговорил он. – Ведь это не твой род, не твое продолжение, а род соперника, врага. Такое присутствует в повадках у многих агрессивных животных, конкурирующих между собой в том числе и за самок, за возможность оставить потомство… Чужое потомство – это чужой успех, а значит, часто, твой неуспех. А лишить противника продолжения рода – победа похлеще той, что в драке…

Я глядела на дракона изумленно.

– …Матушке Эволюции это, конечно же, не понравилось, за что она мужчин наказала, даровав женщинам превосходяще большую силу. А мужчинам после – вменив инстинктивный ужас перед малыми детьми, – добавил он, понизив голос, и продолжил. – Женщина-дракон может о колено сломать хребет любого мужчины. А женщина с детьми, женщина во власти своей крови и инстинктов… вообще не знает пощады. Она убьет любого, кто посмеет приблизиться к потомству. Она забудет, что ей ведомы разум и слова. Обратиться в зверя, дикого и не ведающего жалости.

Он вздохнул и подытожил:

– Их агрессивность – след древней обиды на себялюбивых мужчин.

Я молчала, задумчиво тормоша пальцами траву.

– Конечно, это было сотни тысяч лет назад… – Личи усмехнулся, поймав мой ошарашенный взгляд. – Что? Неужели ты думала, что миру и правда пять тысяч, как считают ваши храмовники от мифического сотворения? Наивная девочка! Даже вашему народу – не один десяток тысяч лет…

Он усмехнулся и продолжил:

– Потом уничтожать малых детей перестали… Убивали уже больших, автономных. Из тех же соображений – лишить соперника продолжателя рода, отомстить. Преимущественно это использовалось в качестве изощренной, грязной мести. Конечно, поступивший так неминуемо пятнал свою честь. Но какое это утешение отцу, лишившемуся наследника?.. Далекие, темные времена. Свидетелей, кроме нас, этому тоже нет. Вы в драконье “средневековье” еще с ветвей не слезли и шерсть не потеряли… Потом народ это перерос. Почти. Напрямую закон это… не то чтобы запрещает. Ты знаешь, драконы очень равнодушны друг к другу и почти не вмешиваются в чужие дела, если это не касается непосредственно их. Но такое клеймо убийцы – очень большое грязное пятно на честь и репутацию… Ну, думаешь, Конхстамари рассказал бы о таком? – Личи с невеселой усмешкой поглядел на меня. И помолчав, взглянув вдаль, проговорил ледяным тоном, с прорезавшимися хищными нотками. – Да-а… Славная была бы месть Сэфхинри за мою разрушенную жизнь…

В этот момент я взглянула на него пораженно.

– Ты серьезно? Это ведь ужасно! Это бесчестно!..

– Это бесчестно?! – прорычал Личи, взглянув на меня злобно и вместе с тем отчаянно. – Это очень бесчестно! А честно было, когда сильный крепкий мужик Сэф разорял дом едва ли не мальчишки с перебитым крылом? И никто, никто ему слова не сказал?! Ведь не поло-ожено вмешиваться в чужие дела, если тебя не касается! Никого не касалось!

– Но ведь… так нельзя!.. Он не прав, это тоже было неправильно, но…

– А что мне терять? Честь? Репутацию? Доброе имя? Ха-ха-ха-ха! – он злобно сверкнул глазами. – Все, что можно – уже потеряно!

– А что насчет человеческого облика?

– Пфф, – злобно ухмыльнулся он. – Я моральный калека, сильно хуже уже не сделается. Да и мне не принципиально самому пустить ему кровь. Пусть умрет жертвой обстоятельств, стихийных бедствий… Я просто хочу видеть боль и безысходность в глазах Сэфа!

– Ты думаешь, – проговорила я тихо, – от этого тебе станет легче?

Взгляд его потерял огоньки злорадного задора и сделался грустным.

– Может, и не станет… – Личи вздохнул тяжело и печально. – Все равно это все баловство, пустые слова, не всерьез. Ничего мне ему не сделать. Да и… Сэф – не главный, кому я хочу мстить. Далеко‐о не главный… Сцерра с ним, пускай подавится.

Ненадолго повисло молчание. Я припомнила кое-что, что однажды упоминали.

– А давно погиб твой отец? – тихо спросила я.

– К моей автономии. Точнее, я получил автономию с его смертью. Я был наказан на несколько лет, но этот срок не вышел.

– Понятно, – неловко проговорила я. – Будь он жив, он бы, наверное, вступился…

Личи пожал плечами.

– Сложно сказать. Возможно, но, когда отец вступается за взрослого сына, это сильно подрывает авторитет последнего. Да и вообще, обоих. Все-таки совершеннолетнему под папкиным крылом прятаться – стыдоба… – он ненадолго замолчал, потом добавил. – Хотя уверен, кое-чем он меня по итогу выручил бы. Одним полезным подарком.

Я с интересом взглянула на дракончика:

– Это чем?

– Вэр лэне, – усмехнулся он, – Если это тебе о чем-нибудь говорит.

Я покачала головой, усиленно вспоминая драконий. Ничего подходящего не нашлось.

– Это какой-то артефакт?

Личи усмехнулся, покачав головой.

– Спасло бы от ошибок и помогло бы избежать позора.

– …Совет? – пыталась угадать я. – Я не знаю…

Дракончик, не стирая усмешки, глянул на меня.

– “Лэне” переводится как “милосердие”, – мягко проговорил, почти пропел он. – “Вэр” – удар.

“Удар милосердия”, – тихо ахнула я.

Я помолчала, потом, вспомнив еще один из невысказанных вопросов, решила задать, заодно и тему переключить.

– Вы, значит, самый древний народ?

В глазах Личи на миг мелькнула не до конца понятная мне холодность.

– Драконы… Самый древний, осознавший себя разумным.

Я удивилась уточнению.

– Амфибии эволюционно старше. Но не как разумный народ. Лишь – как биологический вид. Почему-то как разумный народ они начали формироваться много позже. Что‐то их затормозило… Возможно, мы.

Несмотря на философскую ровность фразы, было в ней что-то едва уловимое…

– Почему чаще всего, говоря о вашем народе, ты говоришь “драконы” и редко – “мы”? – спросила я напрямую.

Личи вздохнул.

– Я не отрицаю свою причастность к биологическому виду. Но я не хочу быть частью их общества. И давно ей не являюсь…

– Ты поэтому не любишь, чтобы к тебе обращались по-драконьи “орра”? – догадалась я.