В конце концов бедную тетю Джейн все-таки загнали в угол. Правда, ребенка для усыновления ей привел не муж, а сын, поэтому она посчитала себя вправе отказаться, а заодно отвела душу грандиозным нагоняем Мэку.

Однажды в ясный июльский день Роза возвращалась с фермы домой на своем гнедом пони. Невдалеке от дороги она увидела человека, сидящего на упавшем дереве, его поникший вид привлек ее внимание. Когда девушка подъехала ближе, странник повернул голову, и она остановилась, воскликнув в изумлении:

– Мэк! Что вы тут делаете?

– Пытаюсь разрешить возникшую проблему, – смущенно ответил он с робкой улыбкой. Роза не могла не улыбнуться в ответ, но, услышав следующую фразу, мгновенно сделалась серьезна: – Я тайно похитил одну молодую леди и теперь не знаю, что мне с ней делать. Конечно, я привез ее домой, но мама нас выгнала – и я в большом затруднении.

– Это ее багаж? – спросила Роза, указывая хлыстом на большой сверток, лежавший у него на коленях. В ее голове мелькнула дикая мысль, что кузен, может быть, действительно сделал что-то опрометчивое и скомпрометировал какую-то девицу.

– Нет, это и есть молодая леди, – отвернув угол темного платка, Мэк показал ей девочку лет трех, такую бледную, худую и тщедушную, что она была больше похожа на маленького птенчика, выпавшего из гнезда. Щуря большие испуганные глаза, она цеплялась одной рукой за пуговицу сюртука Мэка.

– Бедное дитя! Откуда вы ее взяли? – спросила Роза, нагибаясь, чтобы рассмотреть малышку.

– Я все расскажу, а вы посоветуйте, как быть. К нам в больницу привезли одну бедную женщину, которая попала под лошадь и сильно расшиблась. Два дня тому назад она умерла. Я ничем не мог ей помочь, только раз или два принес немного фруктов. Меня поразили ее огромные печальные глаза. Я остановился около ее кровати на минуту, и тут сиделка сказала, что женщина хочет что-то передать мне, но не смеет. Я наклонился к изголовью и спросил, что я могу для нее сделать. Она подняла на меня угасающие глаза и, едва шевеля губами, прошептала, что у нее остался ребенок, умоляя позаботиться о нем. Казалось, она не могла умереть спокойно, не услышав от меня обещания исполнить ее просьбу. Я никогда не забуду этот взгляд, когда я взял ее руку и сказал: «О вашем ребенке будут заботиться». Она попыталась промолвить «спасибо», но не окончила слова – душа ее тихо отлетела. Сегодня я отправился и разыскал это маленькое создание. Я нашел девочку в ужасной лачуге, на попечении старой ведьмы, которая заперла ее совершенно одну, чтобы не путалась под ногами. Крошка сидела, забившись в угол, и жалобно кричала: «Мама! Мама!» Ее крики тронули бы даже каменное сердце. Я оттолкнул старуху и подхватил ребенка на руки. С ней так дурно обращались, страшно представить, что я мог не успеть вовремя прийти за ней.

Мэк взял маленькую, худую ручку и повернул ее. Увидев страшный багровый синяк, Роза бросила поводья и всплеснула руками с крайним негодованием:

– Как они смели! Дайте мне девочку!

Мэк переложил сверток в руки Розы, которая сразу начала ласкать и гладить ребенка, утешительно воркуя над ним, как умеют только женщины. Девочка сразу почувствовала теплоту, которая исходила от незнакомой, хорошо пахнущей, прекрасной, как фея, женщины. Нежная рука приглаживала растрепанные волосы, склоняясь и целуя ее с такой любовью, которую малышка видела только от своей матери. Девочка с робкой надеждой заглянула в глаза волшебному существу и, увидев там защиту и утешение, сразу успокоилась. Худые руки крепко обвили шею незнакомки, маленькое тельце доверчиво прижалось к ней, и дитя со вздохом зашептало: «Мама! Мама!». Это действительно тронуло бы и каменное сердце.

– Ну, двигайтесь дальше! Нет, не ты, Крепыш, – сказала Роза, осаживая своего пони, который прежде чем послушаться приказания хозяйки, обернулся, как будто уточняя, правильно ли он понял ее слова. – Мэк, продолжайте же!

– Я привез ребенка к нам домой, но мама категорически отказалась оставить его даже на одну ночь. Вы же знаете, она не любит детей, кроме того, в последнее время отец часто подначивал ее, что возьмет ребенка с фермы. В результате она просто вышла из себя при мысли, что девочка может жить у нас. Выпустив пар, мама велела отнести малышку в «Сад Розы». Но я уже побывал там – на ферме нет свободного уголка даже для такой крошки, как эта. «Тогда неси в больницу!» – сказала мама. – «Ребенок не болен», – возразил я. «Ну так в приют для сирот». – «Она не сирота, у нее есть отец, но он не может взять ее на свое попечение». «Неси, куда хочешь: в воспитательный дом, к миссис Гарднер, к кому-нибудь, кто этим занимается. Мне не нужен больной, слабый и беспокойный младенец в доме. Пойди и спроси у Розы, что с ней делать». Так моя жестокая мать прогнала нас, но когда мы уходили, она смягчилась и дала мне свою шаль, чтобы завернуть девочку, и денег, чтобы заплатить за нее в каком-нибудь хорошем месте. Моя мать облачена в твердую броню, ее ничем не проймешь, вы же знаете.

– Значит, вы сидели тут и старались придумать это «хорошее место»? – спросила Роза, глядя на него с одобрением. Он рассказывал о своих мытарствах и смущенно похлопывал пони по бархатному боку.

– Да. Я не хотел беспокоить вас, у вас и так полон дом детворы, а между тем, право, я не знаю ни одной доброй души, которой бы мог навязать это несчастное существо. Кому нужен этот цыпленок? Вы же видите: она дурнушка, слабенькая и робкая, с ней будет много хлопот.

Роза инстинктивно открыла было рот, но снова закрыла, не произнеся ни слова. С минуту она сидела, глядя в пространство и тщательно обдумывая то, что собиралась сказать. Мэк наблюдал за ней и затем продолжил задумчиво, укутывая шалью маленькие ножки:

– Это такая обуза, что не каждый на себя возьмет. Мое обещание умирающей обязывает меня сделать для этой девочки больше, чем просто отдать ее какой-нибудь занятой матери семейства или беззаботной няньке в одном из наших переполненных приютов. Она такое тщедушное существо, что, вероятно, недолго задержится на этой земле. Потому-то я и хотел дать ей покоя и любви, пока она не соединится со своей мамой.

– Вперед, Крепыш! Я возьму малышку к себе. Если дядя не воспротивится, я удочерю ее, и она будет счастлива, – твердо проговорила Роза и, прижав к себе бедного ребенка, тронула пони и продолжила свой путь. Мэк пошел рядом с ней.

Пони ступал шагом по гладкой дороге, и Мэку подумалось, что их трио напоминает собой «Бегство в Египет»[61], однако он промолчал, будучи благочестивым юношей. Он только несколько раз оборачивался назад и смотрел на всадницу. Роза сняла шляпу, чтобы защитить глаза ребенка от света, и яркое солнце обливало золотистыми лучами ее непокрытую голову. Она кротко склонялась над маленьким созданием, сидевшим перед ней в седле, и напоминала тихую мадонну Корреджо[62]. Это зрелище, скрытое от чужих глаз, Мэк долго не мог забыть. К искренней привязанности, которую он питал к своей кузине, присоединилось еще глубокое уважение.