Порой бывает величайшей ошибкой вложить грандиозную идею, пусть даже хорошую, в невеликий ум. А идея о божественном праве королей была поистине прескверной. Если отбросить двуличие, с которым Карл I пытался достичь своих целей, то в его поучениях для подданных есть что-то наивное и почти ребяческое. И хотя король был не без таланта – он тонко понимал искусство, – но вера в свои божественные права ослепила его разум, и он не воспринимал даже простейшие политические реалии. Ни один английский король – даже могущественный Генрих VIII, изгнавший из своей Церкви папу, – не выступал с подобными притязаниями на Божественную власть. Ни один правитель – даже сам Вильгельм Завоеватель – не считал возможным попрать древние законы и обычаи. Карл желал абсолютной власти, какой уже начинал добиваться французский король, но это было не в английских традициях.

А потому ссора короля Карла с английским парламентом не заставила себя долго ждать. Пуритане подозревали, что он хочет возродить католичество, ведь его жена-француженка была католичкой. Купцам не нравилось то, как король постоянно увеличивает принудительные займы. Члены парламента пришли в ярость, когда им передали, что король считает их, по сути, своими слугами, и никем больше. К 1629 году Карл распустил парламент и решил, если получится, править без него.

Одна беда – откуда взять деньги? Карл не отчаивался. Поскольку он не вел никаких войн – те всегда сопровождались колоссальными расходами, – то кое-как сводил концы с концами. В его распоряжении были налоги и другие поборы, а также доходы от принадлежавших короне земель. Но он постоянно нуждался в большем. Например, торговал ради этого титулами и учредил новый титул баронетов. Когда Карл и его советники стали искать дополнительные источники дохода, кто-то предложил: «Как насчет королевских лесов?»

На что они годились? Никто толком не знал. Конечно, там водились олени. Обычно королевский двор вспоминал о них по случаю коронации или какого-нибудь грандиозного пира, где требовалось много оленины. Еще был строевой лес. К нему следовало присмотреться внимательнее. И должен был поступать какой-то доход от штрафов, взимавшихся королевскими лесными судами.

Тут сообразительный чиновник предложил: «Почему бы не организовать выездные сессии по делам лесного права?»

Это была гениальная мысль, ибо, когда королю Карлу разъяснили, в чем ее суть, ничто не могло быть милее его сердцу. Выездные сессии лесного суда восходили к эпохе Плантагенетов. Специальные королевские судьи время от времени – между наездами могли проходить годы – инспектировали всю систему, искореняли изъяны администрирования, разбирали громкие дела и, можно было не сомневаться, налагали приличные штрафы. Насколько хватало памяти, выездных сессий не было уже на протяжении поколений. Сто лет назад одну такую провел старый король Генрих. С тех пор о них все забыли. В 1635 году, к великому всеобщему раздражению, в Нью-Форесте состоялась выездная сессия лесного суда.

Результаты оказались весьма обнадеживающими. Постоянный суд Нью-Фореста подвергли встряске. Было выявлено три случая крупнейшего хищения строевого леса – по тысяче деревьев зараз, что повлекло за собой наложение трех огромных штрафов в тысячу, две тысячи и три тысячи фунтов. Это был колоссальный улов. Но Нью-Форест взбесили не штрафы. Дело было в атаке на простой народ.

В то лето 1635 года суд Нью-Фореста рассмотрел двести шестьдесят восемь дел. В среднем же раньше обычно бывало около дюжины. Ничего подобного Нью-Форест не видывал. Каждый клочок земли, украдкой присвоенный последним поколением, каждый тишком построенный домишко – все было вынесено на божий свет, на все наложили штраф. Во всем Королевском лесу не было ни селения, ни семьи, которые бы не пострадали. Ни при одном штрафе не проявили снисхождения, некоторые были взысканы ошибочно. Рабочих, занимавших незаконные хижины, оштрафовали на три фунта. На эту сумму можно было купить дюжину овец или пару драгоценных коров, тогда как большинство мелких хозяйств имело всего одну. Йомена-браконьера оштрафовали на сотню фунтов. Несколько ярдов земли, забранной под ульи; беспокойный пес, незаконный выпас овец – за все полагались суровые штрафы. Отстаивая свои права, король Карл, как всегда, действовал дотошно.

Был ли он вправе так делать? Без сомнения. Но при типичном для него отсутствии такта король из Стюартов ухитрился единым махом настроить против себя весь народ, до той поры хорошо к нему расположенный.

Когда политические распри XVII века наконец стихли, но только не в Англии, король Карл Стюарт неизбежно занял свою страницу в истории: не как злодей и не как мученик, но как очень глупый человек.

И вот теперь приходилось записывать право каждого крестьянина на соблюдение его старинных общих прав. Прайд видел в этом простую помеху как таковую. Алиса считала иначе.

Накануне отец сообщил ей: «В Лондоне говорят, что король желает сделать опись всей округи. И знаешь зачем? Он хочет заложить Нью-Форест заодно с Шервудским лесом! Представь себе, – продолжил он, тряся головой, – весь Форест продадут за долги королевским кредиторам! Вот что, по-моему разумению, за этим кроется».

Когда Прайд закончил свой короткий отчет, она любезно поблагодарила его и спросила:

– А где Габриэль Фурзи? Он придет?

– Возможно, – честно ответил Прайд.

– Хорошо. – Хоть Алисе и было всего восемнадцать, она знала, что не потерпит дури Габриэля Фурзи. – Будьте добры передать ему, что если он хочет, чтобы его права записали, то пусть лучше придет сейчас. Иначе их не запишут.

И Прайд, пряча улыбочку, ушел и передал сообщение Фурзи.

При взгляде на Габриэля Фурзи и Стивена Прайда было нетрудно догадаться об отношении каждого к дознанию. Прайд, высокий, остроглазый, – воплощение независимого жителя Королевского леса. Но он был связан и с властями. Возможно, его предки ворчали из-за каких-то нововведений в Нью-Форесте, но врожденный ум и своекорыстие уже давно привели Прайдов к расчетливому сотрудничеству с той властью, которая была. Когда представители деревень посещали местные суды, можно было не сомневаться, что среди них окажется Прайд или целых двое. Бывало, что кто-нибудь из них даже занимал низший пост в иерархии управления Нью-Форестом: помощника лесничего, например, или агистера[13]. Прайды то и дело выбивались из арендаторов в йомены, вступая во владение землей от своего имени, а местные джентльмены, когда подбирали себе йоменов для совместных заседаний в жюри, нередко с удовольствием брали Прайдов. Причина очень простая: Прайды умны, а людям, облеченным властью, известно, что даже при разногласиях всегда легче договориться с человеком смышленым, чем с тугодумом. Лесничий-джентльмен чувствовал себя уверенно, если мог заявить: «Прайд полагает, что сможет об этом позаботиться» или «Прайд говорит, что из этого ничего не выйдет».

А если какое-нибудь благонамеренное лицо высказывалось в том смысле, что Прайд, быть может, немного браконьерствует на стороне, то осведомителю чаще всего отвечали спокойной улыбкой и шепотом: «Осмелюсь утверждать, что так и есть», а вовсе не благодарностью, так как всегда существовала вероятность, что джентльмен, получавший эти сведения, и сам был не без греха.