Сейчас я сижу у двери больничной палаты. Возможно, я скоро буду думать, что, когда мне исполнилось тридцать восемь, умер мой отец, но я переживал не столько за себя, сколько за мать. Я собственными глазами видел, что сделала с Евой смерть ее матери. Я не думаю, что буду испытывать нечто подобное. Сейчас мама там, с ним, а мой брат Джефф вот-вот примчится из Шотландии.

Я сижу на стуле, опираясь затылком о стену. Мне кажется, что я всего несколько минут ожидаю новостей от Либби. Мне кажется, прошло всего несколько минут с тех пор, как мне даже молиться было страшно. Я боялся, что Бог ответит мне тем же, что и в прошлый раз. Молиться за отца мне и в голову не пришло.

— Как ты? — спрашивает Либби.

Я открываю глаза и вскакиваю со стула. Неужели она действительно здесь?

— Либби? Почему ты здесь?

— У тебя был такой испуганный голос! Я должна была убедиться, что ты в порядке.

— Как ты сюда добралась? — спрашиваю я.

— На такси.

— Ты села в машину?

— Да, я села в машину. Я закрыла глаза и вцепилась в ручку дверцы. Я всю дорогу молилась и глубоко дышала, а несколько раз чуть не закричала. Но вот я все-таки здесь.

— Ты сделала это ради меня?

Она кивает, как будто в этом нет ничего особенного.

— Какие новости? — спрашивает она.

Я вспоминаю, как Ева когда-то сказала, что боль любимого человека переносить труднее, чем свою собственную. Либби ради меня села в машину, хотя два дня назад при одной мысли об этом у нее едва не случился нервный срыв.

— Пока никаких, — отвечаю я.

Мы сидим на стульях и неотрывно смотрим на дверь палаты.

— Она никогда не была мне другом, — говорю я Либби, и она, поворачивая обритую, покрытую едва отросшими волосами голову, обращает ко мне свое прекрасное лицо. — Ева никогда не была мне другом, — поясняю я. — Не буду отрицать, я ее страстно любил. Но я не буду отрицать и то, что я и тебя страстно люблю. Но я также люблю тебя и вполне рационально, всецело, как друга, как человека, на которого могу положиться на все сто процентов.

Она берет меня за руку и соединяет наши тела, продев свои пальцы между моими.

— А после аварии, когда я умолял ее не умирать, потому что думал, что ты — это она, я делал это потому, что с ней у меня такого шанса не было. Когда я окончательно пришел в себя и понял, что рядом со мной ты, а не она, меня вдруг охватило невероятное чувство вины. Я пытался и не мог вспомнить, говорил ли я ей, что люблю ее, в тот день, когда она умерла. Поэтому я запретил себе говорить это тебе. Прости меня. И еще мне стыдно за то, что я тебе лгал. Я был эгоистом. Я не хотел тебя терять. Я пытался сделать так, чтобы все было справедливо, хотя справедливость не имеет к подобным ситуациям никакого отношения.

Ты помогла мне повзрослеть и стать лучше. А я не был с тобой ни вполне честен, ни вполне открыт. В жизни Евы было много такого, о чем мне до сих пор трудно говорить. У нее было множество тайн, и я потратил годы жизни на то, чтобы их забыть. Но я разделю их с тобой. Я не думаю, что она была бы против. Я хочу, чтобы ты знала абсолютно все, и это поможет нам заново построить наши отношения.

— Ты и представить себе не можешь, как давно я жду от тебя этих слов, — отвечает мне Либби. — Но нет, мне не нужно ничего знать. Если ты хочешь о ней говорить, говори. Я охотно тебя выслушаю. Если же тебе этого не хочется, мы можем больше никогда о ней не говорить.

— Ты уверена?

Либби кивает.

— Я сдал вещи Евы на хранение, потому что пока не готов окончательно от них избавиться. Но я вывез их из дома, потому что хочу, чтобы это был только наш с тобой дом. Целиком и полностью.

Ее улыбка становится шире. Она молчит и только прислоняется головой к моему плечу. Таким образом Либби дает мне понять, что согласна попробовать еще раз.

Хэрриет

Интернет — замечательная штука.

Женщины вроде меня могут находить в нем то, что им нужно, покупать то, что хотят, и при этом не переживать по поводу того, что их кто-то увидит. Они также могут найти там все необходимое для достижения определенных целей.

Есть высшая справедливость в том, что человек, который всю свою жизнь демонстрировал миру крайнее бессердечие, зато очень беспокоился о сохранении лица, теперь страдает от болезни органа, долгие годы находившегося в полном забвении. В результате этого в глазах окружающего мира он теперь очень слаб.

Если он и выживет, его возможности всегда будут весьма ограниченными, потому что его сердце необратимо повреждено. Он будет нуждаться в постоянном уходе. Разумеется, обеспечивать соответствующий уход буду я. А разве может любящая и преданная жена поступить иначе?

— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю я у него.

Он бледен и потрясен до глубины души тем, что с ним произошло. Он полулежит на подушках и кажется съежившимся, уменьшившимся в размерах. Этот всегда такой сильный и могущественный человек в одночасье лишился и силы, и достоинства. Лежа на больничной койке, он пытается осознать эти обрушившиеся на него перемены.

— Лучше, — отвечает он.

— Вот и прекрасно. Я очень рада.

Он тянется ко мне, и я беру его за руку. Она морщинистая. У него гораздо больше морщин, чем у меня. Он старик. Вообще-то ему еще несколько лет назад следовало поумерить свою прыть.

— Я люблю тебя, Хэрриет, — говорит он.

Я знаю, что это правда. Он действительно по-своему любит меня, любит так, как способен любить такой человек, как он, то есть крайне эгоистично. Он теперь испытывает потребность в подобных признаниях, потому что слаб и беззащитен. Он хочет убедиться, что я не оставлю его сейчас, когда он нуждается во мне не только для того, чтобы представить миру респектабельный фасад крепкой и благополучной семьи.

Я его не оставлю. Я его не люблю, но я от него не уйду. Изначально я собиралась сделать именно это, но чем больше я об этом думала, тем чаще задавалась вопросом: а почему уйти должна именно я? Ведь это мой дом и моя жизнь. Почему я должна уйти, если я не сделала ничего дурного?

Подслушав разговор Джека и Грейс, я узнала, что он возил Джека, а до него Джеффри в бордель, пытаясь превратить их в свою собственную реинкарнацию, заразить их своими пороками. И я поняла, что не смогу уйти. Зачем, если я могу сделать кое-что получше?

Гектор всегда и во всем полагался на меня. Я фактически организовывала его жизнь. Я также получала рецепты, ходила с ними в аптеку и выдавала ему ежедневную порцию необходимых лекарств. Какая чудесная вещь Интернет! Там можно купить все что угодно. К примеру, нужное лекарство в очень мелкой дозировке. Оно срабатывает не сразу, но обязательно срабатывает. Оно уже сработало.

— Я не хочу тебя терять, — говорит он.