Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ашот кивнул.
— В таком случае этот вариант исключаем. Остаются два. — Он загнул еще один палец. — Неподчинение. Но…
Гермоген начал качать головой.
— …это будет сумасшествием, — продолжал Ашот. — Все его солдаты знают, какое наказание за неподчинение предусмотрено в римской армии. Риск не имеет смысла, если только… — он загнул третий палец. — Еще один вариант. Амброз объявит себя новым императором. Его солдаты поддерживают его, начинают гражданскую войну и надеются насладиться преимуществами, если победят.
Гермоген усиленно закивал.
— Он прав. Патриарх может играть в игры с уличным насилием. Полководец не может. Для него это все или ничего.
Антонина переводила взгляд с одного офицера на другого.
— Вы так и не сказали мне, сколько у меня есть времени до того, как он решит.
— По меньшей мере день, — тут же ответил Ашот. — Ему необходима поддержка солдат. В любом случае большинства. А это потребует времени.
— Речей, — уточнил Гермоген. — Обращений к собравшимся войскам. Переговоров с командным составом. Нужно всем дать обещания.
— Несомненно, он пообещает огромную аннону, если сядет на трон, — тут же добавил Ашот. Все офицеры кивнули с мрачными лицами. Аннона — это премия, которую римские императоры традиционно раздавали своим войскам после того, как занимали трон. Во время хаотичных гражданских войн три столетия назад, когда в Риме одновременно бывало по два или три императора, лишь некоторым из которых удавалось прожить больше года или двух, претенденты на трон боролись за преданность армий, обещая абсурдные блага.
— Увеличение жалованья после того, как он станет императором, — развивал мысль Гермоген. — Лучшие пенсии после ухода в отставку. Все, что придет ему в голову.
— Он будет говорить без перерыва несколько часов, — завершил Ашот. — Весь день и полночи.
Антонина встала.
— Хорошо. Суть в том, что у меня есть день, чтобы разобраться с толпой патриарха без вмешательства египетской армии.
Ашот с Гермогеном кивнули.
— Значит, давайте этим займемся. Насколько велика толпа? — Ашот развел руками.
— Точно трудно сказать. Вокруг церкви Святого Михаила собралось несколько тысяч. Большинство — его фанатичные последователи, но найдется и много симпатизирующих им из ортодоксальной публики, которые к ним присоединятся. Тогда…
Он повернулся к Феодосию.
— Сколько в городе живет монахов из Халкедона? — Патриарх поморщился.
— По меньшей мере две тысячи, — сказал он.
— Пять тысяч, — добавил Зенон. — Если считать тех, кто живет в монастырях в радиусе дня пути от Александрии.
Ашот повернулся к Антонине.
— Каждый из этих монахов, до последнего, присоединится к толпе и будет ее заводить.
— Скорее даже поведет в атаку! — рявкнул Гермоген. Ашот хрипло рассмеялся.
— И можно даже заключить пари, что те, кто обычно болтается у ипподрома, присоединятся к ним. Их по большей части будет интересовать, кого бы ограбить. Но они определенно присоединятся к Павлу. Может, только по одной причине: получить его благословение на совершаемые ими преступления.
— Они прямо направятся в квартал Дельта, — добавил Зенон. Антонина кивнула в задумчивости. Александрия была разделена на пять кварталов, которые обозначались первыми буквами греческого алфавита. На протяжении столетий квартал Дельта считался еврейским.
Она посмотрела на Евфрония. Во время предшествующего обсуждения — и как и обычно на совещаниях командного состава — командующий Когортой Феодоры ничего не сказал. Молодой сирийский гренадер был слишком скромен и только слушал.
— Как ты относишься к евреям? — резко спросила она его. Евфрония вопрос удивил.
— Евреям? — нахмурился он. — Если честно, никогда об этом не задумывался. Не могу сказать, что они мне нравятся, но…
Он замолчал, стараясь подобрать слова.
Антонину ответ удовлетворил. Антисемитские настроения были свойственны всей Римской империи, но только в Александрии они приобрели безумные пропорции. Это продолжалось на протяжении столетий. С другой стороны, сирийцы сосуществовали рядом с евреями без проблем.
— Я хочу, чтобы ты с Когортой направился в еврейский квартал. Твоей задачей будет защита его от головорезов с ипподрома. Для поддержки возьми также одно из подразделений пехоты Гермогена.
Теперь пришел черед Ашота и Гермогена удивляться.
— Зачем, Антонина? — спросил Гермоген. — Евреи способны сами о себе позаботиться. Им не в первый раз сражаться с головорезами с ипподрома.
Антонина покачала головой.
— Именно этого я и боюсь. Я намереваюсь… — она сжала кулак, — …подавить уличное насилие. Я совершенно не хочу, чтобы оно распространялось.
— Я согласен с Антониной, — вставил Феодосий. — Если евреи втянутся в уличную борьбу, Павел использует их, чтобы еще больше разъярить толпу.
— Если же толпу остановить перед тем, как она начнет погром — причем остановить собственной Когортой императрицы, — то это подаст совсем другой сигнал, — продолжала Антонина.
Она выпрямилась, ее спина была напряжена.
— Я обещала их представителям, что евреи Александрии не пострадают, если останутся верными империи. Я намерена сдержать это обещание.
Она направилась к огромным двойным дверям, ведущим из зала приемов. Отдавала по пути распоряжения.
— Гермоген, отправь одно из своих подразделений поддержать гренадеров в квартале Дельта. Найди такое, в котором офицеры знают Александрию. Сирийцы потеряются в городе без проводников.
— Возьми Трифиодороса и его ребят, Евфроний, — сказал Гермоген. — Он из Александрии.
— Он также очень хороший трибун, — согласился сирийский гренадер и кивнул с одобрением.
Антонина резко остановилась. Повернулась и посмотрела на командующего Когортой Феодоры. Смотрела сурово, почти яростно.
— Хороший трибун или нет, ты, Евфроний, — старший. Пехота отправляется только для того, чтобы тебя поддержать, ни за чем больше.
Евфроний начал протестовать, но Антонина пресекла протест.
— Ты всегда кому-то подчинялся. Но не сегодня. Сегодня ты старший. Ты поведешь отряд. Ты готов к этому — как и гренадеры. Я ожидаю, что ты покажешь себя блестяще.
Молодой сирийский командир выпрямился.
— Мы все сделаем, Антонина. Мы тебя не подведем. — Антонина повернулась к Ашоту и Гермогену.
— Собирайте войска. Я хочу, чтобы они надели все доспехи. Это включает лошадей катафрактов. Все доспехи — не меньше. Проверьте. В этой жаре многие попытаются не надеть часть.
— Все доспехи? — сморщился Ашот. — Да это же как в печке сидеть. Антонина, тут против нас выступают не персидские дехганы, ради всего святого. Просто свора нечесаных…