— Проснулся? — вопрос не праздный. Да и Ксаррон задаёт его с видимым интересом.

— А что?

— Для разговора с моей матушкой нужно быть в полной боевой готовности.

— Да неужели? — спускаю ноги с кровати. Обуви на коврике не наблюдается. Куда и зачем убрали, чистюли? Ну, доберусь, всю шерсть из ушей повыдергаю!

— Если не хочешь проиграть с разгромным счётом, — поясняет кузен, подпирая спиной косяк.

— Веришь или нет, меня совершенно не волнует исход нашей встречи. Разгромным будет счёт или нет... Плевать.

— Что-то я тебя совсем не узнаю, — Ксо нехорошо щурит глаза. — Раньше ты боялся Тилирит до дрожи в коленках.

— И сейчас боюсь.

— Не похоже.

— У меня просто не хватает сил, чтобы трястись, — кстати, это правда. Сил почти не осталось. Как говорится, и рад бы испугаться, да не получается.

Задумываюсь над причиной неожиданной смелости и понимаю: у меня, и в самом деле, нет повода для волнений. По крайней мере, того повода, который имеется в наличии у моего кузена.

Меня никогда не посвящали в детали жизни и творчества представителей Дома Крадущихся, но позволили узнать самое главное: если интересы Ксаррона обращены «вовне», то его матушка больше внимания уделяет тому, что происходит «внутри». Так сказать, заботится о поддержании чистоты чувств и помыслов родственников. Наблюдает, анализирует, обобщает и... Представляет свои труды на рассмотрение. Главам Домов. А те, как им и положено, принимают решение. Хотя даже мне понятно: «решает» Тилирит, а не кто-то другой. В конце концов, всё ведь зависит от того, на каком блюде подать к обеду жареные факты!

А мне... Чего мне бояться? Смерти? Иного наказания? Честно говоря, недовольство сестры — худшая из всех заслуженных мной кар. Расстраивать Магрит я не хотел. Причинять ей неудобства — тем более. Но дело сделано, и жалеть поздно. Только бы сестрёнке не досталось за меня от тётушки, как доставалось в детстве и юности. Моих детстве и юности, конечно...

Впрочем, тогда я не мог сам отвечать за свои ошибки. А теперь — могу. И отвечу.

Но сначала надо ответить кузену, который переспрашивает:

— Не хватает сил? Ладно, пусть будет так. И всё же, я бы посоветовал...

— Спасибо, но не трать напрасно время.

— Твоё настроение заставляет меня задуматься, — многозначительно изрекает Ксо и делает паузу, рассчитывая, что я приму игру. Что ж, если ему так хочется:

— О чём?

— О том, что произошло в твоей голове за последние часы.

— Ничего особенного.

— Ой ли? Из-за «ничего особенного» в Купель не сигают! — вывод верный, не спорю. Впрочем, кузен никогда не делает неверных выводов, в отличие от меня.

— Это моё личное дело.

— Личное? Как посмотреть.

— Да как ни смотри! И мне очень не понравилось то, что...

— Ксаррон, мальчик мой, ты не справляешься даже с таким простым поручением? — донёсся из коридора женский голос. Приятный, в общем-то, довольно низкий, окутывающий слова мягким шелестом. Но и я, и Ксо невольно вздрогнули, потому что ласковый тон фразы совершенно не соответствовал истинной природе той, что окликнула своего сына: если мой кузен и был обласкан матерью, то лишь в самом раннем детстве, но это, как говорится, «было давно, и неправда».

— Заставляешь ждать? — вопрос задаётся одними губами. — Это может осложнить дело.

— Осложнить? Куда уж больше-то, — вздыхаю и встаю на ноги.

Голова слегка кружится, но слабости почти нет. Так, лёгкое утомление и... Скука. Очень сильная скука. А ещё вялое недовольство тем, что мне мешают завершить начатое. Самый подходящий настрой для беседы с Тилирит, кстати: ещё посмотрим, кто кого разгромит! Очень может статься, что мы будем играть на разных досках и в разные игры. А труднее всего выиграть у себя, не правда ли?

Матушка Ксаррона изволила назначить встречу на кухне, в ароматах пекущихся булочек и только что принесённого из погреба земляничного варенья. Собственно, тёмно-алый прозрачный сироп с маленькими ягодками Тилирит и поглощала. Медленно. С наслаждением.

Сначала серебряная ложечка погружается в вазочку с вареньем. Нужно зачерпнуть совсем немного, иначе сладкое лакомство польётся обратно. Потом поднести ко рту, языком провести по краешку столового прибора — не медля и не торопясь, так, чтобы ни одной капельки не упало, но не лишая себя удовольствия прохладного прикосновения металла. И только потом отправляешь ложку в рот. Да, конечно, можно обойтись и без изысков, но так получается вкуснее. Не верите? Попробуйте как-нибудь. Правда, для этого вам понадобится раздобыть именно то варенье, которое готовит наша кухонная мьюри...

Тилирит тщательно облизала ложку, откинулась на спинку стула и осведомилась:

— Что Вас задержало, юноша? Или Ксаррон промедлил с передачей моей просьбы?

— Нисколько. Я потратил некоторое время на принятие решения.

— Какого же?

— Встречаться с Вами или нет.

— Вот как? Были причины отказать мне в беседе?

— По меньшей мере, одна.

— Полагаю, веская?

— У меня нет времени для бесполезных встреч.

— Значит, я не могу оказаться Вам полезной? — констатация факта, извлечённого из моих слов.

— Может быть, да. А может быть, нет. В Ваших достоинствах я не сомневаюсь, dou: к чему оценивать их ещё раз?

— И всё же, Вы пришли, — узкий подбородок чуть опускается. — Почему?

— Не мог отказать себе в желании ещё раз представить, как выглядела моя мать.

Тилирит ничего не ответила, но даже мьюри, сновавшая между плитой и столом, втянула голову в плечи. Ещё бы, я ведь коснулся запретной темы! Запретной прежде всего при общении с собственной тётушкой. Уж не знаю, что в своё время не поделили две сестрички (может быть, мужчину?), но Тилли не выносит, когда её сравнивают с Эли. И особенно, когда это делает такое ничтожество, как я.

Но они, и в самом деле, должны были быть похожи! Если верить портретам, сходство очень даже сильное. Сумрачная, как полог старого леса, зелень глаз, в которой трудно уловить оттенки чувств. Тяжёлая копна тёмно-рыжих волос, поднятых вверх, прядями уложенных вокруг головы и закреплённых одной длинной шпилькой. Помнится, в детстве я очень боялся этой штуковины, полагая её тайным тётушкиным оружием. Впрочем, вряд ли мои детские фантазии были далеки от истины: в некоторых уголках Восточного Шема орудием убийства могут служить и более безобидные вещи.

Шея длинная, тонкая настолько, что кажется: вот-вот согнётся под тяжестью волос и мыслей, время от времени рассекающих гладкий высокий лоб вертикальной морщинкой. Губы... Примечательные: верхняя — предупреждающе узкая, а нижняя — многообещающе полная, что создаёт весьма интригующий контраст. Нос отмечен лёгкой горбинкой. Кожа белая, но выглядит болезненно бледной, будто Тилирит очень редко появляется на свежем воздухе. А может, у тётушки просто много забот, отнимающих даже те силы, которые отпущены телу на поддержание себя в добром здравии...