– Что ж, посмотрим, как она покажет себя в Мэни-Фармс.

– Нет. Она должна поехать в Китсилли.

Эмброуз оторвался от газеты, вскинул на Расса неприятно проницательный взгляд.

– Почему?

– Потому что я с ней работал. И хочу, чтобы она была в моей группе.

Эмброуз кивнул, будто о чем-то догадался.

– Знаешь, я ведь никак не мог понять. Все гадал, что заставило тебя прийти ко мне – тогда, в декабре. Ты пришел ко мне потому, что в тот же день ко мне заходила она. Ей загорелось поехать в Аризону – и пожалуйста: тебе тоже туда захотелось. Я ничуть не умаляю смелости твоего поступка, просто он меня чуточку озадачил. Мне бы ничего такого и в голову не пришло, если бы не та история с Салли Перкинс.

– Миссис Котрелл тридцать семь лет.

– Я не осуждаю тебя, Расс. Я лишь говорю, что знаю тебя.

– Тогда скажи вот что. Почему ты заменил ее Тедом Джерниганом? Назло мне?

– Остынь. Мне безразлично, чем ты занимаешься в свое личное время. Но не впутывай в это “Перекрестки”.

– Верни ее в группу Китсилли.

– Нет.

– Рик, пожалуйста. Я не требую, я прошу. Пожалуйста, окажи мне услугу.

Эмброуз покачал головой.

– У меня не служба знакомств.

Всю зиму Расса не оставляло ощущение, что всякая добрая весть (в данном случае – что Фрэнсис, видимо, все-таки поедет в Аризону) приходит вместе с дурной, причем настолько дурной, что та совершенно перечеркивает добрую. Ничего не поделаешь: Эмброуз видел его насквозь. У Расса не было доводов, подкрепляющих просьбу: он всего-навсего воображал долгие прогулки с Фрэнсис, вылазки в хвойный лес, первый поцелуй на исхлестанной ветром вершине холма – все это не аргументы. Господь был с Эмброузом.

Вечером, когда Расс вернулся домой, Бекки сообщила, что не поедет в Аризону. Еще вчера он принял бы ее слова с облегчением (Бекки с друзьями записались в группу Китсилли, и она увидела бы, какое внимание он оказывает Фрэнсис), теперь же принял это как лишнее доказательство их отчуждения. Под влиянием Таннера Эванса Бекки становилась все непослушнее и хипповее, приходила домой за полночь. Расс пытался заставить ее возвращаться пораньше хотя бы в будни, но Бекки побежала к Мэрион, и безвыходная ситуация разрешилась в пользу Бекки.

– Я думал, ты хочешь поехать, – сказал он.

Бекки лежала с Библией на диване в гостиной. Библия в ее руках отчего-то внушала Рассу отвращение – наверное, из-за того, как воинственно Бекки его отталкивала.

– Хотела, – ответила Бекки. – Но что-то уже не прет.

Вот это жаргонное “не прет” тоже было ему противно.

– Не прет ехать? Или ходить в “Перекрестки”?

– И то, и другое. Эмброуз прав: это скорее психологический эксперимент, а не христианство. Подростковые страдания.

– Если мне не изменяет память, ты тоже подросток.

– Ха-ха, уел.

– Мне так хотелось поехать с тобой в Аризону. Ты передумала, потому что хочешь остаться дома одна?

– Именно.

– Надеюсь, если ты закатишь вечеринку, то не спалишь дом.

Бекки бросила на него оскорбленный взгляд и открыла Библию. Расс перестал ее понимать – правда, Бекки теперь не общалась почти ни с кем, кроме Таннера Эванса. Поскольку Бекки, Расс и Перри ехали в Аризону, Мэрион с Джадсоном на весенних каникулах собирались в Лос-Анджелес: побывать в Диснейленде, навестить ее дядю Джимми в доме престарелых. Эта поездка обойдется недешево, но Рассу хватило ума не противоречить, и проблема возникла лишь сейчас, когда Бекки решила остаться. Скорее всего, она собиралась, воспользовавшись отсутствием родителей, переспать с Таннером, эта мысль тоже была Рассу противна, и только симпатия к Таннеру смягчала это чувство. Несмотря на пыл неофита, Бекки одевалась и держалась так, словно вела активную половую жизнь: Расс ее совершенно не понимал. Знал лишь, что она уже никогда не будет его маленькой дочуркой.

Назавтра рано утром Расс проснулся с мыслью настолько очевидной, что сам удивился, как раньше не сообразил: Кит Дьюроки не советовал ехать в Китсилли. Кит говорил, в Мэни-Фармс масса дел, и кто такой Расс, чтобы спорить со старейшиной племени? И главное, кто такой Эмброуз!

Придумав, как обеспечить себе неделю в обществе Фрэнсис, Расс пришел в церковь и дождался, когда можно будет позвонить Киту. Трубку взяли с пятнадцатого, если не с двадцатого гудка, и не жена Кита, а какая-то незнакомая женщина.

– Он в больнице, – сообщила женщина. – Ему нездоровится.

Расс спросил, что случилось, но женщина больше ничего не могла сказать. Расс испугался, позвонил в приемную совета племени (Кит издавна в нем состоял) и узнал от секретарши, что Дьюроки перенес инсульт. Расс так и не добился ответа, как себя чувствует Кит: навахо не обсуждали болезни, это было табу. Отложив беспокойство за Кита, Расс сообщил, что в субботу вечером привезет три автобуса подростков и должен понимать, куда ехать. По шумной внутренней связи секретарша соединила его с администратором совета, которую звали Ванда, фамилию Расс не расслышал. Ванда говорила зычно – видимо, из-за шума в трубке.

– Вам не о чем беспокоиться, – заверила его Ванда. – Мы знаем о вашем приезде. Вам не о чем беспокоиться, мы вас ждем.

Перекрикивая шум, Расс объяснил, что Кит советовал вместо месы ехать в Мэни-Фармс. Ответом ему был шум в трубке.

– Ванда, вы меня слышите?

– Скажу вам прямо и честно, – зычно проговорила Ванда. – У Кита были неприятности на месе, но у нас федеральный приказ. Согласно этому приказу, в Китсилли нужно провести работы. Мы уже завезли в школу цемент и бревна, и будем очень благодарны вам за помощь.

– Э-э… приказ?

– Да, федеральный приказ, и мы уже завезли материалы. Одна из сотрудниц совета согласилась готовить вам пищу, как вы и просили в письме. Ее зовут Дейзи Беналли.

– Да, я ее знаю. Но Кит говорил, лучше поехать в Мэни-Фармс.

– Мы знаем, что одна группа поедет в Мэни-Фармс. Там все готово.

– Быть может, вы примете там не одну, а две группы…

– Расс, при всем уважении мы не ждем в Мэни-Фармс две группы. Я лично встречу вас в субботу, объясню, что нужно сделать в Китсилли согласно приказу. До встречи.

От зычного голоса Ванды он растерялся – тем более как билагаана. Расс надеялся, что при встрече Ванду легче будет уговорить или что Кит к тому времени поправится и настоит на своем.

В ночь на четверг Расс долго лежал без сна, а когда все же заснул, ему приснилось, что он один заблудился на Черной Месе и никак не может спуститься, потому что на горе нет дорог. Далеко внизу в усеянном камнями загоне паслись овцы и кони, но чтобы добраться до тропинки, ведущей вниз, ему пришлось бы взобраться выше, на еще более каменистые и отвесные склоны. Гора оказалась неожиданно высокой, ему чудилось, что он карабкается куда-то не туда, но чтобы в этом убедиться, необходимо было подняться выше. Наконец он дошел до скалы, взобраться на которую не было возможности. Расс оглянулся и понял, что вряд ли слезет по практически отвесной стене. Куда ни глянь, лишь скалы да зияющие пропасти: он понял, что неминуемо погибнет. Проснувшись на пустынном супружеском ложе, он догадался, что сон о ситуации, в которой он очутился. Путь к Фрэнсис запутаннее и труднее любого другого пути в поисках радости.