Ноги сами собой приводят его в кабинет хирурга. Нет, о перевязке он и не думает, он хочет лишь отвлечь свою голову от тяжелых раздумий. Ее слово «Да» сорвало и перекрыло в нем все жизненные потоки. Злость на слабость Сергея закипает с каждым повтором: да, да, да. Эд открывает рывком дверь, не удосуживается даже постучать. Не смотрит на Даниила за рабочим столом, который от испуга чуть не начинает икать. Проходит к знакомой кушетке и брякается, как мешок на жесткую поверхность. Все, сил больше нет.

Врач с минуту разглядывает этот ураган, поправляет изящные тонкие очки, оправа которых идеально подчеркивает узкие глаза. Кривит рот в недовольной улыбке, откладывает в сторону бумаги. Радуется, что не прошло и двух часов, как этот наглец пришел за своей порцией зеленки.

— Ну что, «сокровище», хозяин не оценил твою преданность? — нагло цепляет его Даниил, встает и присаживается на край стола. Вытягивает длинные ноги, как у модели.

— Ты что, подслушивал? — презрительно огрызается парень.

— Нет, просто стоял очень близко к двери. Я так понял, твои старания не оценили.

— Не твое дело! — гремит на весь кабинет. — Делай свою работу.

— Хорошо, хорошо, — приподнимает руки врач, сдается. — Снимай футболку, я тебя перетяну, да и царапины посмотрю.

Эд послушно раздевается, позволяет трогать, местами даже причинять боль. Все шрамы и ссадины как-то разом начинают зудеть, жгучая волна тут и там отдает по телу. Парень путается в этой боли, которая сливается воедино от головы до кончиков пальцев на ногах. Даниил Станиславович в полном молчании перебинтовывает Эдику грудь, меняет бинты, нежно чуть прикасается к крупным порезам на руках. Понимает, что этому дерзкому парнишке совсем не легко. Что за такой бравадой и силой скрывается ранимая, изможденная душа, которую надо пожалеть и не позволить больше никому обижать. Стать для него личным ангелом-хранителем. Их молчание, как лекарство, телепатический разговор, как сильнейшее успокоительное. Оно растекается по усталому телу Эда. Даниил помогает надеть футболку, видит, как зеленый свет глаз бледнеет, а веки от таких мягких прикосновений закрываются. Хирург подставляет под голову парня подушку, укладывает на кушетку.

— Поспи немного, «сокровище», тебе стоит отдохнуть.

— Я только чуть-чуть, — в сонном опьянении произносит Эд. Его веки смыкаются, а тепло расслабляет под заботливыми поглаживаниями врача.

Глава 46.

Время. А что такое время? Это не только секунды, минуты, часы. Это не смена дня и ночи. Не только переход времен года. Это мысли. Нескончаемый поток бегущих дум. От прошлого к будущему, пропуская лишь миг настоящего. Иногда время идет вспять, и человек застревает в прошлом. Зацикливается на обидах, на переживаниях, на фразах, смысл которых уже не помнит, но знает, что было больно. А иногда время гонит так, что человек захлебывается жизнью. Он бежит, не успевает за событиями, мыслями, не цепляется за образы. Его время просто бесцельно пролетает мимо.

У Ани время замерло. Оно остановилось вместе с осознанием своего поступка. Алкоголь не является оправданием. Аня понимает это точно. Фотографии, обжигающие память, тоже всего лишь безжизненные снимки, не достойные веры. Страсть, которая захватила ее в баре, горькой обидой застряла в горле и подвела ее к черте безрассудства. Злость на мертвые снимки растеклась по телу, забилась под кожу и покрыла холодной коркой. Аня стояла там в туалете одна, пыталась справиться с нахлынувшим разочарованием. Острые льдинки пронзили ее и без того больное сердце. Оно стало огромным булыжником. Холод окутал, и девушка превращалась в айсберг. Тогда Ане нужен был огонь, жар, который смог бы остановить это безумное превращение. И Глеб согрел, прижал, поделился своим теплом. Дурак, он раздул огонь, спас чужое сердце, но не смог стать его частью.

Аня мазохист. Она мучает свои мысли, свои глаза, которые непрерывно рассматривают снимки уже 48 часов.

Она мучает Глеба, который все эти дни никак не может объясниться. Аня не хочет его видеть. Нет сил смотреть парню в глаза, понимать, что воспользовалась его теплом и обманула.

Глеб не находит себе места, периодически подходит к ее двери, тихонько стучит. Не получив ответа, уходит. Знает, что эта девчонка сидит на своем диване и плачет. Он слышит ее негромкие всхлипы. Глеб хочет помочь, разделить груз ответственности за ту ночь. Взять всю вину на себя и освободить ее мысли от терзаний. Так хочет сказать, что она ни в чем не виновата.

— Аня, открой дверь, — в очередной раз стучит Глеб. — Я же слышу, как ты хмыкаешь носом, — уже откровенно бьет кулаком по двери парень. — Открой. Мне надо с тобой поговорить. Ты не можешь все время прятаться.

Он упирается головой в шершавую поверхность двери. Чувствует ее боль, ловит ее запах в воздухе, и сам становится болью от мысли, что не может ей помочь.

— Аня, я сейчас выломаю дверь, ты меня знаешь, — тишина, лишь чуть уловимый писк. — Аня ты уже второй день так сидишь.

Глеб от безысходности бьет ногой. Дверь трещит и открывается.

Девушка стоит у окна, в длинной бесформенной футболке на несколько размеров больше ее. Вглядывается вдаль, плечи содрогаются, а на полу валяется охапка алых роз, как кровавое пятно. Мелкие мурашки сообщают, что она замерзла. Парень тихо подходит сзади. Встает близко, но потом отступает на шаг. Не делает попытки сблизиться. Он кладет руку ей на плечо.

— Аня, посмотри на меня, — и очень нежно тянет на себя, призывает обернуться.

Девушка поворачивается, не поднимает глаз. Стыдно до красных щек и горящих ушей. Между ними метр, а как будто огромное пространство выжженной пустыни, посыпанное пеплом их поступка.

— Прости меня, я виноват перед тобой. Я не должен был давать волю чувствам, — начинает Глеб. Его бездонные глаза печально скользят по ее опухшему от слез лицу. Глаза тусклые, цвет янтаря погасший. Губы дрожат.

— Нет, это я виновата. Я не должна была пользоваться твоими чувствами, чтобы доказать себе…

Он прислоняет указательный палец к ее губам.

— Тсс, ты не обязана ничего мне объяснять.

— Нет, обязана, — говорит Аня и достает мобильник.

Глеб прокручивает бегущие перед глазами снимки. Внимательно рассматривает каждый. Презрительно фыркает, увеличивает яркие фрагменты. Откидывает телефон на кровать, после того как удовлетворяет свое любопытство. Потом слушает сбивчивый рассказ девушки, который одним потоком выливается на парня. Без утайки про Америку и Виктора, про фото и документы. Глеб настораживается, когда узнает смысл многочисленных цифр на документах, но вида не подает. Откладывает информацию под корку, берет на заметку. Это может быть очень полезно, понимает.

— И из-за этого ты так расстроилась? — констатирует