выдающегося сказителя, Ф. Зыкова): эти три текста перепечатаны в приложениях. Кроме того: запись М. Б. Едемского (из Вологодской губ.) — «Жив. Ст.». 1912, II—IV, стр. 238—241; См. 338. По большей части, вторая версия прошла через солдатскую среду и хранит в передаче многие черты казарменной среды, изобилуя циническими подробностями. Пример — текст А. Ганина.

Что же касается такого сочетания сюжетов, какое дано Скобелиным, то оно встречается в русской традиции только в тексте известной бабушки Кривополеновой («Кр. Нива», 1926, № 29) — перепечатано в приложениях, сходный вар. — в Красноярском сборнике (см. ниже).

Обычно второй сюжет («Завлечение в ловушку») передается, как самостоятельный, без соединения с сюжетом «спора о верности». Ближе всего к тексту Скобелина и Кривополеновой древне-русская повесть о Карпе Сутулове: «Повесть о некотором госте богатом и о славном о Карпе Сутулове и о премудрой жене его, како не оскверни ложа мужа своего». Напечатано в исследовании Ю. М. Соколова «Повесть о Карпе Сутулове». М. 1914, где приведен ряд параллелей как русских, так и иностранных: западно-европейских и восточных.

Содержание этой повести таково: «Бе некто гость вельми богат и славен зело, именем Карп Сутулов, имеяй жену у себя, именем Татьяну, прекрасну зело. И живяше он с нею великою любовью». Отправившись «на куплю» в Литовскую землю, он поручает ей, в случае нужды в деньгах, обратиться к его другу, купцу Афанасию Бердову. Но, когда Татьяна действительно обратилась к нему, он стал делать ей неприличные предложения. («Он же на ню зря очима своим и на красоту лица ея велми прилежно и разжигася к ней плотию своею и глаголаша к ней: аз дам тебе на брашна сто рублев, только ляг со мною на ночь»). Она идет за советом к священнику, потом к архиепископу, и от всех получает аналогичные предложения, с увеличением каждый раз обещанной суммы денег. Тогда она каждому назначает разные часы свидания, каждого заставляет по приходе раздеться (при чем архиерей переодевается у ней в женскую сорочку), и затем, пугая внезапным приездом мужа, заставляет прятаться в сундуки. Эти сундуки она везет на следующее утро на двор к воеводе. Воевода берет с купца пятьсот рублей, со священника — тысячу и с архиепископа полторы тысячи, разделив эти деньги пополам с женой Сутулова. Вскоре приезжает муж, которому она все и рассказывает; он же велии возрадовался о такой премудрости жены своей како она таковую премудрость сотворила».

Повесть о Карпе Сутулове имеет многочисленных родственников в мировой литературе. Ближе всего к ней — тексты индийские и персидские, а также французское фабльо Constant du Hamel (о последнем — исследование ак. С. Ф. Ольденбурга — в «Журн. Мин. Нар. Просв.» 1907, V); по мнению Ю. М. Соколова, русская повесть не оригинальна; источник ее — в восточных сказаниях; на русской же почве она получила реалистически-бытовую окраску.

К редакции Скобелина и Красноженевой близка также сибирская (енисейская же) запись А. А. Макаренко («Красн. Сб.» I, 29 «Красавица-солдатка и ее гардероб») — вариант, неискусно рассказанный, но интересный своим бытовым приурочением: «солдатка получает письмо от мужа. Письмо было заказное поэтому ей пришлось самой итти на почту. Помощник почтмейстера не отдает письма, если она не проведет с ним ночь. Она идет жаловаться к почтмейстеру, потом к губернатору, наконец, к архиерею. Далее действие развертывается в обычном порядке. Она запирает всех в гардероб, который продает князю. Князь велел всех прогнать со службы, солдатку наградить, а мужа освободить от военной службы».

Оригинальная версия — в «Перм. Сб.» Д. К. Зеленина: № 65. «Восковые статуи». Архиерей заказал мастеру двенадцать восковых статуй — священника, дьякона, псаломщика и певчих. Оставил пятьсот рублей в задаток, но мастеру не хватило денег, и он сделал только девять статуй. Жена мастера вызывается ему помочь. Она приглашает к себе пристававших к ней священника, дьякона и псаломщика. Каждого гостя у ней застает муж, а она, пряча их, каждого заставляет раздеться и встать среди статуй. Затем приходит архиерей принимать заказ и т. д.

Более часто этот сюжет включает в себя другие. В ряде редакций он соединяется с мотивом «мнимого чорта» (срв. в наст. сб. № 32 «Поп скука» и прим.); Сок. 56 «Иван-да-Марья» и ряд текстов из сборника «Русские заветные сказки»: № XIV и варианты; еще более часто сочетание с мотивом «выманивания денег» — термин Ю. М. Соколова; вернее было бы назвать: мотив «отместки мужа»: муж на глазах у завлеченных жертв проделывает с их женами то, что они хотели сделать с его женой, и вдобавок получает с их жен деньги Онч. 101 («Плотник и его жена»), 256 («Иван Иванович»), а также «Русск. зав. сказки» № LXVI и варианты. Наконец, встречается соединение с сюжетом «похороны четырех попов» (см. наст. сб. № 20): Онч. 82 «Поповна и монахи».

Таким образом, в ряду аналогичных и близких текстов, скобелинская сказка ближе всего к литературному источнику, как он дан в «Повести о Сутулове».

СКАЗКИ А. Г. КОШКАРОВА (АНТОНА ЧИРОШНИКА)

А. Г. КОШКАРОВ (АНТОН ЧИРОШНИК)

КОШКАРОВ Антон Григорьевич в просторечьи окружающих: Антон Чирошник — крестьянин с. Кимильтей, Тулуновского окр. (около 300 км. от Иркутска), принадлежит к плеяде замечательных сибирских сказителей, которые были обнаружены только самими недавними изучениями. Собиратель (Н. М. Хандзинский) в таких словах передает общее впечатление от его внешнего облика: «Он производил странное впечатление человека, у которого естественно развитое туловище установлено на коротких, неустойчивых ногах. Он переступал, раскачиваясь и держась рукой в бок пояса. Он казался совершенно неприспособленным для ходьбы, а только для сидячей жизни. Весь он был землистого цвета: шапка лоснилась, словно была сделана из старого голенища, а не из вязанки. На нем был фартук такой же залосненный и кожистый, перезаплатанные штаны, и все же с дырой, через которую с болезненной жалостью белело голое бедро в этот холодный ноябрьский вечер».

Тогда же он сообщил собирателю и свою автобиографию. Он — уроженец-сибиряк, рано осиротел и принужден был «итти в люди». Как-то зимой в ужасный холод поехали они с хозяином по сено, а на ногах у него только «ичеги да портянки». Хозяйка пожалела ему дать валенки, — когда же приехали домой, ноги уже не разгибались. Чтобы снять ичиги, пришлось их разрезать. Так он «сгубил» свои ноги. Позже служил на мельнице засыпкой.

Жена мельника была страстная любительница читать и приохотила к чтению Антона, который успел к тому времени, уже будучи взрослым парнем, выучиться чтению. На мельнице у хозяйки он прочел Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Гоголя. Почему-то он был уверен, что многие из этих книг были запретными, в