— Ты с ним спишь? — спросил Крейг.

Она отшатнулась и посмотрела на него широко раскрытыми глазами, которые внезапно сузились, как у кошки, а кончик носа побелел от ярости.

— Что ты сказал?

Упрямство не позволило ему отступить, и он шагнул в пропасть.

— Я спрашиваю: ты с ним спишь?

— Ты уверен, что хочешь услышать ответ?

-Да.

— Ладно. Да, сплю и тащусь от этого. Еще вопросы есть?

— Нет, — уныло признался Крейг.

— Тогда, будьте любезны, отвезите меня домой.

По дороге в машине царило молчание, изредка нарушаемое отрывистыми указаниями Джанин, куда ехать. Остановившись возле трехэтажного дома, Крейг заметил, что жилой комплекс называется «Бо-Валлон» — так же, как пляж на Сейшельских островах, о котором они мечтали.

— Спасибо, что подвезли, — сказала Джанин, выходя из машины, и зашагала по выложенной плиткой дорожке к дому, потом вдруг повернулась и пошла обратно. — Знаешь, ты словно избалованный ребенок: постоянно сдаешься — вот как вчера, на теннисном корте.

На этот раз она ушла не оборачиваясь.

Вернувшись на яхту, Крейг убрал на полку карты и книги, вымыл посуду, вытер и поставил на место. Где-то вроде бы завалялась бутылка джина, но найти ее не удалось, а вино они все выпили. Крейг сидел в салоне, над головой тихонько шипела газовая лампа, на сердце кошки скребли. Ложиться спать не имело смысла: все равно не уснуть.

Он достал из рюкзака взятую у Джонатана тетрадь в кожаном переплете и открыл ее: записи, сделанные в 1860 году, принадлежали Зуге Баллантайну — прапрадеду Крейга.

Вскоре Крейг забыл свои огорчения: он стоял на палубе парусного корабля, который летел на юг по зеленым волнам Атлантики — навстречу дикому волшебному континенту.

Самсон Кумало замер посреди пыльной дороги, глядя вслед разбитому «лендроверу» Крейга, с ворчанием удаляющемуся по аллее тюльпанных деревьев. Машина миновала старое кладбище и исчезла за поворотом.

Сэм, подхватив сумку, вошел в калитку домика для сотрудников миссии Ками и остановился перед задним крыльцом.

Гидеон Кумало, дед Сэма, сидел на неудобном кухонном стуле с прямой спинкой, опираясь на резную трость с набалдашником в форме змеиной головы. Старик спал на жарком полуденном солнышке.

«Только так я могу согреться», — однажды сказал он внуку.

Волосы деда побелели и стали пушистыми, как вата. Острая редкая бородка слегка подрагивала от тихого похрапывания. Кожа казалась тонкой и хрупкой, как древний пергамент, и приобрела такой же темно-янтарный цвет. Прямые лучи солнца безжалостно высвечивали каждую морщинку.

Стараясь не заслонять деду солнце, Самсон поднялся по ступенькам, поставил сумку в сторонке и сел на низенькую оградку. Он вгляделся в лицо спящего, и его вновь захлестнула сжимающая горло нежность. Чувство, которое Сэм испытывал к деду, выходило далеко за рамки внушаемого всем мальчикам-матабеле уважения к старшим, оно было больше сыновней любви — между дедом и внуком существовала чуть ли не мистическая связь. Почти шестьдесят лет Гидеон Кумало работал заместителем директора школы в миссии Ками: он воспитал тысячи мальчиков и девочек, но ни к кому из них не относился так, как к внуку.

Старик вздрогнул и открыл глаза — молочно-белые и слепые, как у новорожденного щенка, — потом наклонил голову и прислушался. Самсон затаил дыхание и застыл неподвижно, испугавшись, что дед все-таки утратил почти сверхъестественное чувство восприятия. Старик наклонил голову в другую сторону и снова прислушался. Его ноздри слегка раздулись, втягивая воздух.

— Это ты? — спросил Гидеон скрипучим, точно несмазанное колесо, голосом. — Да, это ты, Вундла.

В африканском фольклоре кролик всегда играл значительную роль: чернокожие рабы привезли в Америку сказки о Братце Кролике. Гидеон дал внуку прозвище в честь проворного умного зверька.

— Это ты, мой Маленький Кролик!

— Баба! — выдохнул Самсон, опускаясь на колено перед дедом.

Старик нащупал голову внука и погладил ее.

— Ты всегда со мной, — сказал он. — Всегда живешь в моем сердце.

Горло перехватило, и Самсон не мог вымолвить ни слова. Он взял в руки тонкие, хрупкие ладони деда и прижал их к губам.

— Давай-ка чаю попьем, — пробормотал Гидеон. — Один ты умеешь заваривать его так, как я люблю.

Старик обожал сладкое. Самсон всыпал в его кружку шесть полных ложек коричневого сахара, налил из почерневшего металлического чайника заварку. Гидеон взял кружку обеими руками и, шумно отхлебнув, с улыбкой кивнул.

— А теперь, Маленький Кролик, расскажи мне, что случилось. Я чувствую в тебе какую-то нерешительность, как у человека, который пытается найти потерянную тропу.

Он выслушал рассказ Самсона, прихлебывая чай и кивая.

— Пора тебе вернуться в миссию и стать учителем, — заговорил Гидеон. — Ты однажды сказал мне, что не можешь учить детей жизни, пока сам ей не научишься. Ну как, научился?

— Не знаю, баба. Чему я могу их научить? Что по стране разгуливает смерть, и цена любой жизни — одна пуля?

— Мальчик мой, неужели ты так и будешь мучиться сомнениями, искать ответы на вопросы, не имеющие решения? Тот, кто во всем сомневается, ничего не сумеет сделать. В этом мире силен тот, кто всегда уверен в собственной правоте.

— Тогда я, наверное, никогда не стану сильным, баба.

Они допили чай, и Самсон заварил новый чайник. Несмотря на грустные темы разговоров, дед и внук были счастливы побыть вместе и наслаждались общением. Внезапно Гидеон спросил:

— Который час?

— Пятый.

— Смена Констанции заканчивается в пять. Ты не хочешь пойти в больницу и встретить ее там?

Переодевшись в джинсы и легкую голубую рубашку, Самсон оставил деда на крыльце, а сам пошел вниз, к подножию холма. Больницу окружал высокий забор, и у ворот Сэма тщательно обыскали охранники в форме. Он прошел мимо послеоперационного отделения, где на лужайках грелись на солнце выздоравливающие пациенты в синих пижамах. У многих были ампутированы конечности: в больницу миссии Ками поступало много пострадавших от взрывов противопехотных мин и получивших ранения входе войны. Больница Ками предназначалась только для африканцев, и все пациенты были черными.

Две медсестры-матабеле, сидевшие в регистратуре, встретили гостя радостным щебетом. Самсон осторожно расспросил их о последних событиях в миссии: кто женился, кто родился, кто умер и кто за кем ухаживает — все новости небольшой, тесно сплоченной общины.

— Самсон! Самсон Кумало! — врезался в их разговор чей-то резкий командный голос.

Обернувшись, Сэм увидел главного врача больницы — доктор Лейла Сент-Джон решительно шагала к нему по широкому коридору.