Поначалу Анискович хотел притвориться пораженным новостью об утечке информации, но решил стоять бесстрастно. Изображение неведения вряд ли принесло бы ему пользу.

– Есть много людей, которых заботят только газетные заголовки. Уже подготовлены пресс-релизы по поводу нашей победы.

– Я исполняю свои обязанности по мере сил.

Прудников горько рассмеялся, откинувшись на спинку кресла.

– Похоже, ваши акции сильно возросли, и вы приобрели новых друзей в Кремле. Они сообщили мне, что Россия может гордиться вами, и что если я преуменьшу ваши заслуги, это нанесет ущерб стране. Вроде бы жизни четырех превосходных солдат, четырех истинных героев – ничтожная плата за сохранение нашего превосходства в области ракетной технологии. Мне сказали, что я должен поздравить вас и даже наградить.

Анискович старался не выказывать самодовольства. Дела шли даже лучше, чем он ожидал.

– Благодарю вас, товарищ генерал.

– Меня благодарить не за что, все это вы устроили сами. Так что благодарить за все вы должны только самого себя.

– Значит, я благодарю самого себя.

Глаза Прудникова сузились.

– Ваша самонадеянность погубит вас.

– Возможно, – ответил Анискович. – Но до сих пор она приносила пользу. И нет оснований думать, что она не будет приносить ее и дальше. И тогда правильнее будет назвать ее уверенностью в себе, товарищ генерал.

Прудников одарил Анисковича долгим взглядом, полным презрения. Он ничего не ответил, и Анискович принял его молчание за знак поражения в словесной баталии. Наконец, Прудников поправил очки и прокашлялся.

– Раз уж я не могу понизить вас в должности, я могу использовать вас, – сказал он. – Вам предстоит продолжить поиск убийцы генерала Баранова. Надеюсь, больше того, что вы уже здесь навредили, вы навредить не сможете. Узнали вы о нем еще что-нибудь?

Анискович рассказал Прудникову не обо всем, что происходило в Танзании, и полностью умолчал об участии убийцы Баранова в этом деле. Это информация была слишком ценной, чтобы раскрывать ее раньше времени. А пока маленькая деталь для успокоения Прудникова не повредит. И он начал с тщательно отмеренной дозой драматизма:

– Ну, мы достигли очень интересных результатов в этом деле.

Танга, Танзания

Среда

16:50 ЕАТ

Виктор проснулся и не сразу понял, где он находится. Усилием воли, насколько позволяло ему сознание, он заставил себя разобраться в своем положении. Он лежал на больничной койке под москитной сеткой. Его взгляд был нечетким, но он видел, что было светло. Под потолком жужжал вентилятор. Палата была маленькой. Он был один.

Казалось, что болит каждый сантиметр его тела, повсюду были синяки. Все раны перевязаны. Живот охвачен бандажом, но сильнее всего было повреждено левое предплечье. Ни шин, ни гипса не было, значит, переломов нет. Однако, опасаясь повреждения сухожилий, он попробовал согнуть левую руку. Больно было очень, но все пальцы работали. Виктор надеялся, что все заживет скоро. Если он вернется в Европу, он все же покажется специалисту, просто для того, чтобы в этом убедиться.

Виктор был слаб, даже сидеть было трудно. Видимо, не только полученные раны и травмы давали о себе знать, но и побочные эффекты обезболивающих и успокоительных средств. Он отодвинул москитную сетку и, поскольку никакие трубки не обвивали его, высунул ноги из-под одеяла и опустил их, ощутив прохладу пола.

Почему он оказался в одноместной, а не в общей палате, он не знал. Возможно, благодаря цвету кожи. У него хватило сил встать и подойти к окну. Выглянув наружу, он увидел, что это был второй этаж, до земли было не больше пяти метров. Не так уж высоко, но он не был уверен, что в нынешнем состоянии будет способен удержать свой вес, не то что спускаться. Окно было одним из возможных путей бегства, но не главным.

Выбирать способ бегства следовало очень осторожно. Если он ускользнет незамеченным сейчас, это вызовет шум, и когда о нем станут расспрашивать, люди очень хорошо опишут его. Если же он выберет время и сумеет исчезнуть, не вызвав немедленных вопросов, то впоследствии персонал едва ли сможет вспомнить о нем что-либо, кроме расы и ранений. Но потом ему придется вернуться и заплатить интерну, чтобы тот выкрал его историю болезни.

Его радовало ощущение солнечного тепла на коже. Так приятно было ощущать себя живым, приятнее, чем он мог подумать. Но он не был в безопасности. Его удивило, что возле палаты не было охраны. Может, власти Танзании не знают о его причастности к убийствам прошедшей ночи? Он понял, что у него пропало чувство времени. Он не знал ни который час дня, ни того, сколько времени прошло с той битвы на реке. Он припомнил, что уже просыпался раньше, может быть, даже два раза, но никаких подробностей вспомнить не мог. Он надеялся, что прошло не больше суток.

Дверь комнаты открылась, Виктор быстро обернулся и увидел, что входит врач. Лица его он толком разглядеть не мог, глаза еще плохо фокусировались. Врач был высок и очень грузен. Белый. Приятной внешности. На вид лет за пятьдесят.

– Как вы себя чувствуете?

Его акцент был странным, Виктор не мог определить его.

– Заторможенным.

Врач казался взволнованным.

– Вам следует лежать.

– Как давно я здесь?

– Почти двое суток.

Виктор понимал – ему повезло, что о его пребывании здесь до сих пор не узнали опасные для него люди. Но пока он здесь остается, шансы, что его обнаружат, растут с каждым часом. Ему нужно уходить, немедленно, независимо от того, какой шум это вызовет. Он открыл прикроватный шкафчик и обнаружил там кое-что из своей одежды.

– Мне нужно уходить, – сказал он.

– Мне бы хотелось сначала поговорить с вами.

– У меня мало времени.

– Вы уверены в этом?

В тоне врача было нечто, заставившее Виктора всмотреться в него. Лицо врача стало приобретать четкость, его выражение было странным. Белый халат был девственно чистым. В кармане не было ручки, на шее не висел стетоскоп, не было и бейджика. Виктор перестал одеваться.

– Кто вы?

– Я не врач.

– Это я уже понял.

Человек, который не был врачом, улыбнулся.

– Я был бы разочарован, если бы вы этого не поняли.

– Если вы здесь, чтобы убить меня, вы слишком долго ждете.

– Вы считаете меня киллером? – рассмеялся про себя не врач. – Вряд ли.

– Так кто же вы?

– Считайте меня чиновником.

Виктор продолжал натягивать одежды.

– А акцент обязателен?

– Так лучше? – спросил не врач, убрав искусственный акцент.

Понятно, американец.