— Что случилось? — спросила она, беря Джо под руку.

— Я только что подписал договор об аренде, — ответил он. — Пойдем посмотрим.

— Ты снял квартиру? Ты переезжаешь? Ты переезжаешь сюда? Вы с Сэмми поцапались?

— Нет. Конечно же нет. Мы с Сэмми никогда не поцапаемся. Я очень его люблю.

— Знаю, что любишь, — сказала Роза. — У вас славная команда.

— Ну, во-первых, он в Лос-Анджелес переезжает. Да, он говорит, что всего на три месяца, чтобы написать фильм, но я могу чем хочешь поручиться, что он так там и останется. А что это за сверток?

— Подарок, — ответила Роза. — Думаю, ты сможешь повесить его в новой квартире. — Ее немного уязвило то, что Джо ничего не сказал ей насчет переезда. Впрочем, он всегда так себя вел. Когда они встречались, он никогда не говорил, куда они пойдут или что станут делать. Джо не столько отказывался это делать, сколько старался намекнуть, что Розе лучше не спрашивать. — Здесь очень мило.

За вестибюлем оказался фонтан с поблескивающими японскими карпами, а также гулкий внутренний дворик в смутно мавританском стиле. Когда дверцы лифта с басово-музыкальным звоном раскрылись, оттуда вышла женщина, а за ней последовали два прелестных мальчугана в одинаковых костюмчиках синей шерсти. Джо учтиво коснулся своей шляпы.

— Ты все это для Томаса делаешь, — сказала Роза, заходя в лифт. — Правда?

— Десятый, — бросил Джо лифтеру. — Я просто подумал, что здесь будет удобней всего. Знаешь, чтобы я… чтобы я…

— Чтобы ты его вырастил.

Джо улыбнулся и покачал головой.

— Очень странно звучит.

— А знаешь, ведь ты собираешься стать для него как отец, — сказала Роза и подумала: «А я могла бы стать для него как мать. Только попроси, Джо, и я стану». Эти слова уже висели на кончике ее языка, но Роза сдержалась. О чем бы она фактически заявила, сказав такое? Что хочет выйти за него замуж? Уже по меньшей мере десять лет, с тех пор, как ей стукнуло двенадцать или тринадцать. Роза заявляла всем интересующимся, что она вообще не собирается выходить замуж. А если она все же в свое время так поступит, то лишь когда совсем постареет и устанет от жизни. Когда же самые разнообразные формы подобных деклараций перестали шокировать мужчин, Роза стала добавлять, что ее избранник, за которого она в конечном итоге выйдет замуж, будет не старше двадцати пяти. Однако в последнее время она начала испытывать сильную, не вполне внятную тоску, желание все время быть с Джо, жить его жизнью и позволить ему жить ее жизнью, образовать с ним нечто вроде совместного предприятия, вступить в сотрудничество, которое и станет их жизнью. Роза не считала, чтобы им для этого непременно требовалось пожениться, и знала, что ей определенно не следует этого хотеть. Но правда ли она этого не хотела? Во время свидания с миссис Рузвельт отец Розы, объясняя свою причастность к этому делу, рассказал первой леди, что на том корабле, в числе прочих детей, должен будет отплыть брат того молодого человека, за которого его дочь собирается выйти замуж. Проявляя определенную осторожность, Роза не стала рассказывать об этом Джо. — Думаю, это будет очень мило с твоей стороны. Очень мило и разумно.

— Здесь поблизости есть хорошие школы. Я уже интересовался насчет Томаса в школе «Тринити». Мне сказали, что она просто замечательная и принимает евреев. А еще Дизи сказал, что поможет мне устроить Томаса в университет, который он сам закончил.

— Боже мой, да у тебя уже уйма планов. — Вообще-то Розе следовало соблюдать осторожность и не обижаться на его скрытность. Держать все при себе было просто у Джо в натуре; Роза даже считала, что именно это в первую очередь привело его к занятию практической магией с ее фокусами и тайнами, которые никогда нельзя было разглашать.

— Ну, у меня была масса времени. Я восемь месяцев ждал, пока это наконец произойдет. И очень о многом передумал.

Лифтер остановил кабину и оттянул для них дверцу. Затем стал ждать, пока они выйдут. Джо глазел на Розу с какой-то странной пристальностью, и девушке показалось (или, возможно, она просто этого пожелала), что в его глазах поблескивает лукавство.

— Десятый, — сказал лифтер.

— Я очень о многом передумал, — повторил Джо.

— Десятый, сэр, — еще раз напомнил лифтер.

В квартире оказался роскошный вид на Нью-Джерси из окон по одну сторону, золоченая сантехника в большей из двух ванных комнат, а также паркетные полы, головокружительные, математически точные. Спален было аж целых три штуки плюс библиотека с полками по трем стенам от пола до потолка. Вообще в каждой комнате имелась по меньшей мере одна встроенная книжная полка. Роза дважды осмотрела все комнаты, решительно неспособная удержаться от мечтаний о жизни в этой квартире — высоко над полоской Манхэттена с тамошними фрейдистскими психоаналитиками, первыми виолончелистами и судьями апелляционных судов. Да, они вполне смогли бы здесь ужиться, она, Джо и Томас, а со временем, кто знает, появился бы еще ребенок, спокойный и пухлый, как ангелочек.

— Ну ладно, так что ты хотел мне подарить? — Роза больше не могла удерживаться от вопроса. В карманах у Джо никаких заметных выпуклостей не проглядывало. Подарок должен был скрываться под тонким сукном его пальто. Или это было что-то совсем малюсенькое. Вроде обручального кольца. Не собирался ли он сделать ей предложение? А если так, что ей следовало ответить?

— Нет, — возразил Джо. — Ты первая.

— Это портрет, — сказала Роза. — Твой портрет.

— Еще один? Но я для него не позировал.

— Надо же, как странно, — поддразнила она его. А затем развязала тесемку, поднося картину к каминной решетке.

Роза уже сделала два портрета Джо. Для первого он позировал в рубашке с короткими рукавами и жилете, развалившись в кожаном кресле в той самой облицованной темными панелями гостиной, где они впервые познакомились. На той картине его пиджак свисал со спинки кресла, из кармана торчала свернутая в рулон газета, а сам Джо опирался о подлокотник, слегка склонив набок голову с длинным, точно у борзой, лицом. Пальцы правой руки он слегка прижимал к виску. Закинув ногу на ногу, Джо напрочь игнорировал сигарету в левой руке. Кисть Розы удачно поймана иней пепла на лацкане его пиджака, недостающую пуговицу жилета, а главное — нежное, слегка вызывающее нетерпение в его глазах, посредством которого Джо недвусмысленно намекал художнице, что минимум через час намерен как следует ее оттрахать. На втором портрете Джо был изображен за своим чертежным столом в их с Сэмми квартире. Лист картона перед ним уже частично заполнен панелями: если приглядеться повнимательней, на одной из панелей можно различить Лунную Бабочку в полете. Длинной и тонкой кисточкой Джо тянется к стоящей рядом с ним на табурете бутылочке туши. Стол, купленный Джо из шестых или седьмых рук; вскоре после его прибытия в Нью-Йорк, за эти месяцы и годы прилично покрылся коркой и созвездиями расплесканной краски. Рукава Джо закатаны до локтей, а несколько черных прядей болтаются над его высоким лбом. Всякому очевидно, что кончик его галстука расположился в опасной близости от свежего мазка туши на бумаге, а на щеке у Джо заметен лейкопластырь поверх каких-то розовых царапин. На этом портрете выражение его лица безмятежное, почти отсутствующее. Все внимание Джо сосредоточено на щетинках кисточки, которую он собирается макнуть в угольно-черную тушь.