разбил, он полез не в свое дело, вот и получил. Потом еще минут 15 возмущался, моего ареста требовал, его Райс угомонил. А может, и узнал меня, я его потом вспомнил, на два года старше меня в Корпусе учился. Если признал, то сейчас трясется от страха. Надо его найти и успокоить, а может и наградить, за участие в спасении кронпринца! Симпатию гвардии тоже завоевывать надо. Мишеля же наградить собрались, а он мне сотрясение устроил. А этот гвардеец только руки попытался вывернуть. И последнее. Охрана — твои подчиненные, как ты смотришь, если врачей подговорить, Мишелю временный отвод от работы устроить. Пусть учится, а дежурить у меня он и ночами сможет, начальником смены! Жалко мужика, позабудет всю экономику, а он в ней хорошо соображает. Я нутром чувствую, скоро Бонифацию надо будет замену искать. Вот и пристроем его сначала помощником, а потом на повышение! Уж больно Боннэбьен под каблуком у своих баб прочно сидит!

— Далеко планируешь. Молодец, подумаем. Время до сентября есть.

— Тогда все. Пошли ужинать. Вместе с твоей доблестной командой.

— Нет уж, У доблестной команды в моем присутствии аппетит пропадет.

— А в моем?

— А к твоему пусть привыкают, только ты их сегодня больше не шокируй, хватит с них. С Герхардом я договорюсь насчет твоего заказа. Прямо сегодня и свяжусь! Иди уже ужинать!

В отсутствие императора и его давних телохранителей, новая команда пребывала в задумчивости. Первым подал голос один из молодых, Жюль Морио:

— Ну и влипли! Вместо нормальной практики сплошная нервотрепка! Я совсем не так себе императора представлял! Думал, такой весь важный, гордый, степенный! А тут…

— Что тут? — угрюмо спросил Конрад.

— Прошу простить, хулиган какой-то. Под глазом фингал, ни манер, ни сдержанности, занятия спортом эти. Зачем императору спорт? Охранник его тупым называет, а он даже не одернул, настоящий император сразу же за такие слова, да в тюрьму бы отправил! А этот, как будто, так и надо!

— Кто еще такого же мнения? — присуствующие потупились, но молчали, по-видимому, соглашаясь с оратором.

— Тогда слушайте меня. Вам сколько лет?

— 22, Алексу 21. 22 через три месяца исполнится.

— А ему 19, 20 через месяц. И императором он становиться не рассчитывал. Я его первый раз через два часа после взрыва увидел. Еще удивился, как он себя в руках держит. Потом уже мне рассказали, каким чудом Эльриана удержать удалось. Он же рванулся туда, на площадь, к балкону. Уронили его сильно, он переоделся, но мундир академический, весь залитый кровью я видел. Потом сутки надежды, что отец выживет. А тот умер, держа его за руку. Тут не только о манерах забудешь, свихнешься. А насчет старых телохранителей и его с ними манеры общения, так они в одной академии год отучились. И относятся друг другу, как друзья. С Джанни они одним истребителем управляли. Представляешь, как они там между собой общались? Явно не по этикету. Представьте себе — «Ваше Высочество, соблаговолите отвернуть вправо, а то мне не прицелиться», так, что ли? Или орать — «Ри *** вправо»! Так что эти парни имеют право с ним по-простому общаться. Заслужили. Вам это доверие еще завоевать надо. А насчет спорта я с ним согласен. Форму поддерживать всегда надо. Так что будем тренироваться. Кто со мной не согласен, пишите рапорт. На этом месте мне нужны только преданные люди, на которых полностью положиться можно. А подопечный нам достался вполне адекватный, понимает, что сейчас он беречься должен, что на него охота открыта. С таким легко работать, не то, что «меня все любят, я хороший, мне ничего не грозит». Так что решайте, каждый за себя. Что вам важнее, этикет, или человек. Я сначала тоже поразился их манере общения. А потом поразмыслил и понял, откуда эта, как вначале кажется, фамильярность, появилась. Из высочайшего доверия друг к другу. Добейтесь такого уровня доверия, и цены вам не будет.

Дверь гостиной и входная дверь распахнулись почти одновременно. Мишель, Джанни и Хуан внесли корзины с ужином. Эльриан и Саарте вышли из гостиной.

— Ри, вы закончили? Можем гостиную занять, ужин сервировать?

— Да, занимайте. Генерал нашим обществом перенебрегает. Хелвин, это шутка, не обижайтесь!

Эльриан вместе с генералом вышли в коридор, где бдил Клод.

— Ри, ты заканчивай новеньких шокировать, включи уже своего «Принца», тьфу, «Императора», никак не привыкну к новому титулу!

— «Маленькая собачка всегда щенок»? Я не обижаюсь. Мне теперь этот титул, будь он неладен, до конца жизни носить, и, хорошо бы, как можно дольше, раз уже они связаны. Пошел ужинать. Наконец-то не диетическую бурду! Будут вести с Терры, можете даже ночью разбудить!

— Обязательно, но, я думаю, раньше, чем через три дня ждать не следует. Пока погрузят, пока долетят! Так что отдыхай пока. Голову долечивай. Прости, напоминаю, покои императорские еще только в порядок приводят. Как тебе лучше, сменить обстановку, или оставить как есть?

— Оставьте пока, потом решу, если все обойдется. Все равно скоро в Эстину переезжать. Пойду ужинать, без меня не начнут, не буду народ голодом морить. И «императора» им все же покажу, пусть порадуются!

За ужином новенькие почувствовали, что что-то в их подопечном неуловимо изменилось. Сейчас, во главе стола, сидел не тот простой в общении парень, способный не отреагировать на обращение «тупой». Сейчас даже самый отважный человек не смог бы к нему так запросто обратиться. За столом сидел именно император. Спокойный, властный, имеющий неограниченные права, и сознающий за это ответственность человек. Эльриан как будто прибавил себе лет 5–6. Мишель и Джанни переглянулись. Они все поняли. Их друг включил «императора», и они решили его поддержать. Обращались к нему подчеркнуто почтительно, не забывали титуловать. Из общей атмосферы не выбился и Хуан, попросивший позволения покинуть ужин досрочно, что бы сменить Клода. Позволение было дано милостивым кивком. Преображение дерзкого мальчишки в человека, облеченного властью, поразило даже видавшего виды Конрада. Тогда он и вспомнил случайно услышанный на дежурстве в покоях старого императора, его разговор с секретарем Ивом Девелло о том, что как бы Эдмонд не играл в кронпринца, ему никогда не удастся изобразить и доли властности, полностью доставшейся Эльриану. Он тогда приписал эту фразу отцовской любви, и только сейчас понял ее значение. Перед ним был человек, рожденный править, человек на своем месте. Обед закончился, император, по-другому не назовешь, поднялся, отпустил их, приказав остаться с ним Мишелю, Клоду, Хуану и Джанни, напомнив о необходимости всем явиться завтра к 7-ми утра.

Оставшись наедине с Мишелем и Джанни,