Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возмущенно вереща он подбежал к двери в кают-кампанию и начал долбить в неё клювом. Очередная волна окатила его новой порцией воды. Чуть не сбив с ног открывшую ему Барабашку, Сыч вломился внутрь, запрыгнул на стол, но тот был гладкий, а качка уже началась приличная.
Наблюдавшая за тем как птица пытается не навернуться со стола, Барабашка приглашающе похлопала по подлокотнику дивана. Сыч прыгнул на предложенное место и, в качестве благодарности, энергично отряхнулся, обдав её градом брызг, после чего принялся, возмущенно попискивая, сушить потрепанное оперение. Сверху шерстяной гранатой влетел Калибр, за ними по сходням скатились Чума и Обмылок.
— Люк задрайте!
Обмылок влез обратно, захлопнул крышку, в которую спустя мгновение что-то сочно врезалось.
— Блять! Да вы там все охуели что-ли?!!
Выяснилось, что когда Ур закончил с вооружением, то обнаружил, что все везде задраено наглухо и, увидев открытый проем, сиганул туда. Но немного не успел.
— Обезьянины тупорылые! Откройте, деби…
Захлестнувшая бак волна прервала его проникновенный монолог. Дождавшись, когда вода схлынет, Обмылок открыл, но Зампобоя там не обнаружил.
— А когда китта смывает, что орать? «Человек за бортом!» это же не то, верно?
— Ты сейчас: «Помогите — убивают!» орать будешь… — поправил его Калибр.
Дверь в кают кампанию со стороны кормы распахнулась и за ней обнаружился мокрый и злой Зампобой который, войдя, оглядел всех таким взглядом, по которому сразу стало понятно — будут жертвы.
— Кто. Закрыл. Тот. Ебаный. Люк? — Обмылок попытался куда нибудь спрятаться.
— Я…
Все посмотрели на Лиссу которая, спокойно захлопнув книгу, прошла в умывальник, взяла там полотенце и набросив его на Ура, принялась промакивать шерсть.
— За чем ты мне врешь, самка? — донеслось из под полотенца, — Я знаю, что это кто-то из тех двух долбоебов.
— И что? — Лисса принялась делать почесывающие движения.
— Они будут страдать… — Ур попытался выбраться из полотенца, но как-то вяло, — Прекрати. Ты сбиваешь мне боевой настрой.
— Я специально. Вы сейчас тут будете бегать, орать… Зачем мне это? Ляг и заткнись. Я люблю в такую погоду спокойно посидеть и почитать. И я скучаю без Гая Октавия Фурина…
— Кого?
— Моего льва.
— Фигассе имечко…
— Ну это же лев! У него должно быть соответствующее имя. И его тут нет. Поэтому ты мне его заменишь. Возражений я не потерплю.
Ур и не думал возражать. Развалившись на диване, он с готовностью подставил спину под пальцы Лиссы. Высунувшийся из кубрика Калибр скорчил глумливую рожу.
— «Ха! Ты прям как кот!»
— «На себя посмотри…»
— «А я то что? Не меня как кота чешут».
— «Это ненадолго…»
Подкравшаяся сбоку Барабашка с криком: «Я тоже хочу пушистое пузико почесать!» схватила Калибра и попыталась положить его к себе на колени, Китт для этого был слишком большой, так что она бухнула его рядом и с наслаждением запустила пальцы в густую шерсть.
— «Ну че? Довыебывался?»
— «Мог бы и предупредить, что она подбирается…» — Калибр, несмотря на недовольный тон, попыток к бегству не предпринимал.
— «А куда ты отсюда денешься? У обезьянинов самки еще безумнее чем у нас».
— Ой! Они мурлычут между собой! — умилилась Барабашка, — Как здорово!
Лисса посмотрела на нее поверх очков, но ничего не сказала, ограничившись согласным кивком. Сыч, уже более — менее просохший, покосился на это все, встряхнулся и, решив что китты достаточно надежно обезврежены, нагло залез в узкое пространство между ними. Ур буркнул: «Совсем страх потерял, гондон пуховый…», но сгонять поленился. Видя такое, Сыч распушился, улегся и принялся греться.
Со стороны камбуза вошли Старпом и Доктор. Тоже, несмотря на штормовки насквозь мокрые. Доктор сразу пошел вниз, а Старпом задержался посмотреть на эту идиллию.
— Я обещал после обеда, но сама видишь.
— Да ничего — мы так хорошо сидим, — отмахнулась Барабашка, — Как в гостиной в дождливый вечер. Только пол ходуном ходит. Но это даже весело.
— Чувствуешь себя нормально? Не тошнит?
— Не — все отлично.
— Пойду остальных проверю. Док сказал, что хочет попробовать какое-то лекарство от укачивания — надо найти подопытных. О! Кажется нашел!
Со стороны кубрика раздались характерные звуки. Заглянув сперва туда, потом пройдя в гальюн Старпом обнаружил обнявшую унитаз Чуму и помогающего ей Обмылка.
— Есть пациент! Когда проблюется тащи её в лазарет.
— Нинада… Мине уже лучшэ-э-э… — Чума извергла очередную порцию содержимого своего желудка.
— Ладно — последи, чтобы она не утонула, а я сам принесу.
Старпом спустился в лазарет, где Доктор пытался, несмотря на качку, точно отмерить что-то на весах.
— Нашел на ком опыты ставить будем. Давай препарат.
— Гут! — плюнув на весы, Доктор отмерил дозу на глаз и выдал Старпому склянку, — Пусть выпьет и наблюдайт за ощущений. Если нихт подействовайт — увеличим дозу!
Взяв лекарство, Старпом залил его в Чуму, которая чуть тут же не вернула все назад, и велел отнести страдающее тело на койку.
— Может лучше пусть тут? — осторожно поинтересовался Обмылок, — А то потом, если что, убирать…
— Вот и уберешь. Остальным тоже гальюн нужен.
Вздохнув, Обмылок поволок Чуму в кубрик, заодно прихватив ведерко. В кубрике никого не было, ведерко каталось по полу поэтому он, завалив её тушку на койку, уселся рядом придерживая емкость.
— Слушай… Утром там… Я просто устал от этого всего. Не обижайся ладно?
— Ты сибя вел… — Чума содрогнулась от очередного рвотного позыва, — Как пидар…
— Ну ты тоже… Себе сделала, а мне нет.
— Эта ни я сделала. Эта Багир сделал. А Михай придумал. Ани сами придлажили.
— Тебе это не кажется подозрительным?
— Падазрительным?
— Ну как бы тебе объяснить… — Обмылок притворно задумался, — Может они к тебе подкатывают так.
— А! Былабы клева! Ани виселые. И их даже капитан уважаит.
Чума охнула, согнувшись закашлялась и отдышавшись вытерла рот тыльной стороной ладони. Обмылок в это время ревниво сопел.
— То есть ты была бы не против?
— Аха. Толька я ни думаю. Была бы йа как Барабашка… Или как Лисса. Ана умная. А у миня даже сисег нет.
— Ну мне, например, так даже нравится. Я никогда на умных или красивых не залипал. Не мой типаж. Мне такие как ты нравятся.
— Ты миня сийчас тупой и страшнай назвал… — Чума хрипло хохотнула и снова охнув согнулась, — Ты сам тупой. И страшный… А ликарство работаит.