В воздухе стоял тяжелый запах больших денег, — запах пролитой крови и горького пота, жадности, жажды власти и лжи… Здесь пульсировало сердце современного Трапезунда. Вопреки внешнему впечатлению, город по-прежнему оставался связующим звеном между Востоком и Западом. Деньги и товары стекались в Трапезунд, а отсюда по налаженным путям струились, как струится кровь по сосудам, во все части света. Капиталы предприимчивых дельцов преумножались с немыслимой скоростью, независимо от их национальности, религиозной принадлежности и политических убеждений.

Они ждали, когда Картли освободится, а Браво тем временем разглядывал его. Кряжистый, плотный, он производил опасное впечатление, — моток колючей проволоки, а не человек. У него были широко расставленные глаза уличного бойца, густые, курчавые черные волосы и неожиданно светлые бледно-голубые глаза, обрамленные длинными ресницами. Вытянутая, как мяч для регби, голова низко сидела на короткой шее, словно уйдя в плечи за долгие годы сражений за себя, за свою семью и родную землю.

Картли заметил Калифа и коротко кивнул. Потом его взгляд остановился на Браво, и светлые глаза едва заметно расширились — всего на мгновение, так что никто, кроме Браво, не успел этого заметить.

Мелодия сменилась. Окружившие Картли плотным кольцом люди расступились и быстро разошлись. Подведя Браво поближе, Калиф представил своего спутника. Картли протянул для рукопожатия правую руку, на которой было всего два пальца, — большой и указательный. Сжимая оставшиеся от остальных пальцев обрубки, Браво вспомнил слова Калифа, — Картли обезвреживал чеченские бомбы. Он представил, как одна из них взорвалась, изуродовав эту руку…

— Ваш отец был прекрасным человеком, — коротко сказал Картли на превосходном турецком. Щелкнув пальцами, он велел принести выпивку и разлил прозрачную жидкость из поданной бутылки по трем стаканам. Браво не стал спрашивать, что это. На вкус — просто жидкий огонь. Во рту напиток оставлял легкий привкус тмина и аниса.

Картли извинился и вернулся к телефонному разговору. Закончив беседу, он отдал телефон старшему сыну, — несомненно, это был его сын, копия Картли, только моложе — и провел гостей через неприметную дверь в задней стене помещения.

Узкий, извилистый коридор неожиданно закончился открытой бетонной террасой. Над головами хлопал на ветру полотняный навес. Дождь барабанил по крышам и мостовым старого города. Картли остановился, широко расставив ноги, и окинул взглядом пейзаж — ни дать ни взять бентамский петух, горделиво осматривающий свои владения, где был повержен не один десяток соперников. Уличные торговцы с их раскрашенными сувенирными куклами, тушеными морскими каракатицами и пиратскими копиями голливудских блокбастеров, поднимая глаза, смотрели на него, как мелкие оружейные дилеры на воротилу-мафиози, торгующего ядерными боеголовками.

Картли расцепил скрещенные на груди руки; вытащив тонкую черную сигарету, щелкнул золотой зажигалкой.

— Это место никак нельзя назвать цивилизованным, — произнес он, ни к кому из них конкретно не обращаясь. — Вот где ошиблись греки. Сойдя на берег в Трапезунде много веков назад, они попытались приручить его. Заблуждались и венецианцы, хотя они были умнее греков, не так доверчивы. В конечном счете, Трапезунд изначально принадлежал оттоманам, а они не были цивилизованным народом, о нет. Взгляните, в кого они превратились. Турки! А чего стоят эти русские спекулянты, на всех парах ринувшиеся через море за быстрыми барышами… — Картли мрачно покачал головой. Его окружал некий специфический, почти осязаемый ореол ежечасно преумножаемого богатства, словно прямо у него внутри, не останавливаясь ни на минуту, работал станок, печатающий банкноты.

— Спасибо, что уделили мне время… — начал Браво, но Картли, не дослушав, продолжил:

— Папа умирает. Времени совсем мало.

— Поэтому я здесь. Положение отчаянное.

Картли повернулся к нему. Черная сигарета, зажатая между ярко-красными губами, смотрелась зловеще.

— Да. Та самая ситуация, которой орден старался не допустить долгие века. Полагаете, кардинал Канези хочет спасти Папе жизнь из гуманных соображений? Ничуть не бывало. Это единственно жажда власти и страх за собственную шкуру. Новый Папа, если он окажется достаточно умен, разумеется, не станет терпеть рядом с собой эту клику. Он избавится от них, затопчет угрожающие его единовластию тлеющие угли.

Под ногами лежал крупный песок, словно золото, просеянное и готовое к погрузке на корабль…

— Эти новости насчет Папы… недавние?

— За кого вы меня принимаете? Разумеется. Мне доложили об этом не больше часа тому назад. — Картли впился угрюмым взглядом в лицо Браво. — Вы в большей опасности, чем можете предположить, мой друг. У Ватикана появились новые глаза и уши в Трапезунде. Но их имена нам неизвестны, и я никак не могу вам помочь.

Внезапно взгляд Картли остановился на рукояти кинжала в бархатных ножнах, который Браво заткнул за пояс. Он удивленно прищурился.

— Что это?! Не может быть… неужели кинжал Лоренцо Форнарини?

— Именно. — Браво вытащил кинжал, чтобы показать его Картли. — Из саркофага Лоренцо в Венеции.

— Бог ты мой! — Картли глубоко затянулся. — Ведь именно здесь, в Трапезунде, Форнарини узнал о существовании ордена, поклялся помогать посвященным и защищать их от недругов. Он выполнил слово, сражаясь поистине бесстрашно, так что святые отцы были изумлены его преданностью.

Когда рыцари святого Клемента атаковали Сумельский монастырь, фра Леони чуть было не погиб от рук предателя из числа входящих в Haute Cour. Лоренцо Форнарини успел вмешаться в последний момент, фра Леони был тогда хранителем, великим магистром он стал позже.

Фра Кент ранил его, и к тому времени, как фра Леони добрался до сокровищницы, рана нагноилась, и началась лихорадка. Он умирал. Согласно договоренности, возле тайника его встретил фра Просперо, великий магистр ордена. В те времена ключи хранились у двоих: великого магистра и хранителя. Вдвоем они приняли судьбоносное решение, фра Просперо, воспользовавшись описанием в рукописи Иисуса, излечил фра Леони при помощи Квинтэссенции — священной субстанции, исцелившей Лазаря и, как утверждается в Завете, поднявшей на ноги еще многих немощных и усопших…

Фра Леони не только выздоровел, но и прожил еще триста пятьдесят лет. Он стал великим магистром и сумел сохранить орден даже в темные и тяжкие времена. Полагают, что он умер в 1918 году, во время охватившей весь мир эпидемии гриппа. Но, разумеется, никаких точных свидетельств не существует.

Заиграла стремительная электронная мелодия, и Картли вытащил еще один телефон. Откинув крышку, он прижал трубку к уху и некоторое время молча слушал, потом коротко бросил:

— Да. Немедленно.

Убирая телефон, он сказал, обращаясь к Браво:

— У нас новости. Один из моих наблюдателей выследил Дженнифер Логан, она уже в Трапезунде. Да-да, я знаю о ее измене. Информация распространяется быстро. Я отдал приказ. Мой человек пристрелит ее.