Далее В. К. Плеве подробно описал, как следователям удалось установить кличку кобылы Мирского, затем место ее приобретения и содержания — манеж Морица Страсса на Моховой улице и уж тогда с помощью посетителей и прислуги манежа собрать приметы стрелявшего в Дрентельна наездника.

«Ввиду упомянутых примет, — продолжал Плеве, — возникло предположение о том, что человек, стрелявший в Шефа жандармов, есть бывший студент Императорской Медико-Хирургической Академии, дворянин Леон Филиппов Мирский, незадолго перед тем освобожденный на поруки из С.-Петербургской крепости, где он содержался по обвинению в государственном преступлении. Предположение это не замедлило прийти в уверенность и тождество Мирского с лицом, совершившим покушение 13 марта, было установлено самым положительным образом, так как ряд свидетелей в предъявленных им портретах Мирского признали личность, покушавшуюся на жизнь Генерал-Адъютанта Дрентельна, а сестра казненного по приговору Верховного Уголовного Суда, государственного преступника Александра Соловьева, Елена Соловьева, со слов брата, сообщила о том, что преступника зовут Мирским и что перед покушением он виделся с Соловьевым, ездил верхом на Елагин остров пробовать револьверы, а после покушения скрывался, между прочим, и при содействии Александра Константинова Соловьева.

С 13 Марта и до конца июня сего года производившиеся повсеместно розыски Мирского были безуспешны. Между тем разыскиваемый, пробыв до конца марта в Петербурге, отправился около этого времени с подложным паспортом на имя потомственного почетного гражданина Федотова, в имение Тугановичи, Валдайского уезда, имение Судебного пристава С.-Петербургского Окружного Суда Вячеслава Андреева Семенского, где и поселился в качестве домашнего учителя восьмилетнего сына Семенского. В конце Апреля, однако, он внезапно уехал из Тугановичей. Внезапный отъезд его из Тугановичей спас его от задержания в этой местности, так как на его следах были уже агенты сыскной полиции, принимавшие его, впрочем, за иную также разыскиваемую личность».[773]

Почему-то Плеве чрезмерно много места уделил идентификации личности покушавшегося с Мирским. Дрентельн разговаривал с ним и запомнил его, он сразу же узнал стрелявшего,[774] поэтому идентификация требовалась лишь для подтверждения слов шефа жандармов, а не для облегчения поиска преступника. Но прервали мы повествование Плеве о покушении на Дрентельна и последовавших за ним событиях потому, что в нем имеются пропуски, по-видимому, Мирский не все рассказал на следствии.

Около трех часов дня молодой террорист пробрался к Михайлову. (В направлении дома, где вождь землевольцев снимал квартиру, он и ускакал с места преступления.) Когда вскоре к Михайлову явился Морозов, Мирский полулежал на диване, одетый в костюм для верховой езды, и поигрывал хлыстом. У Морозова сложилось впечатление, что Мирский «замечательно хорошо владеет собой».[775] Выполняя настойчивое требование стрелявшего, Михайлов отправился к Кестельман для организации ее свидания с женихом. «Можешь себе вообразить, — рассказал Михайлов Морозову по возвращении от невесты террориста, — Кестельман, для прекрасных глаз которой, по твоему прежнему мнению, пошел на такую смертельную опасность Мирский, до того перепугалась, что с ней сделался припадок истерии, и родные уложили ее в постель. Нечего было и думать теперь об устройстве их свидания».[776]

Побег Мирского из Петербурга в имение Семенских помогали осуществить известные землевольцы Л. А. Тихомиров[777] и Г. В. Плеханов.[778] Оттуда Мирский отправился не в Таганрог, как предполагали судебные власти, а на хутор вблизи Ростова-на-Дону и лишь оттуда в Таганрог. «Недалеко от Ростова, — вспоминал известный народник М. Р. Попов, — в Земле Войска Донского были хутора, владельцы которых были моими знакомыми с детства. Пользуясь их опытностью, мы завели хутор, владельцем которого был Гостинцев, мой товарищ по академии и тоже принадлежал к организации «Земля и Воля». Хутор этот был местом, где можно было укрыться и людям нашей организации на время усиленного розыска их и всего другого, что в то время носило характер нелегальный. Здесь одно время скрывался и Мирский после покушения на Дрентельна».[779]

Пока Мирский прятался в имении Семенских и на хуторе, в Петербурге шли аресты. По городу метались агенты тайной полиции.[780] Землеволец Н. В. Клеточников, служивший в III отделении, сообщал все, что ему удавалось узнать, А. Д. Михайлову. Часть донесений сохранилась, приведу из них извлечения, касающиеся Мирского:

18 марта. «Любовница Мирского Кестельман: Новая улица, 9, 39, знакомые ее: Абациев, Шиманский, Бачинский, Златогорская, Фрессер, Попов, Рубинский, Трахман и Сидьванский. Прошлую ночь и сегодня они арестованы; в квартирах их западни. Сидьванский, говорят, уже выпущен. За этими 7 лицами и для Мирского назначены шпионы: Скабитский и Холодский. Следят за прис[яжным] пов[ерен-ным] Утиным (площ[адь] Б[ольшого] Театра, 10) и вчера провожали его на Варшавскую ж[елезную] д[орогу], а сегодня провожали в Гатчино».[781]

25 марта. «Приготовляют портреты Мирского и Таксиса для раздачи агентам».[782]

3—5 июля. «Ольховский (агент III отделения. — Ф. Л.) отправился сперва к Шехтеру в контору и узнал, что Ваньяса — это Кестельман, любовница Мирского, жившая на Новой улице, в д. № 9, Сан-Гали».[783] «Явившись к Кестельман, он (Ольховский. — Ф. Л.) рекомендовался купцом или комиссионером, приплывшим на купеческой барже; что в Пудоже он познакомился с Улановской, которая просила его узнать, получил ли Шехтер ее письмо и передал ли его Веньясе, т. е. Кестельман, что он скоро вернется в Пудож и готов исполнить поручение. Кестельман дала ему записочку к Улановской и письмо ее матери (на польском языке) и большую корзинку с разными вещами, которая и лежит в III отд[елении].[784]

16—19 июля. «На Бассейной улице, д. 29, кв. 18, живет непрописанною Кестельман, любовница Мирского. Агенту Ритво приказано иметь за нею самое тщательное наблюдение и каждый день представлять донесения. Почти верно, что Мирский — это Плетнев, взятый в Таганроге, и что за ним следили и выдал некто Щетинников, живущий в Таганроге. Швейцар дома, где живут Семенские, признал в карточке Мирского одного из посетителей Семенских».[785]