Итак, для лечения Сталина были вызваны сплошь директора НИИ, завлабы и завкафедрами. Впоследствии комиссия была усилена такими бесценными кадрами, как новый министр здравоохранения А.Ф. Третьяков, бывший директор НИИ курортологии, и новый начальник Лечсануправления Кремля И.И. Куперин, занимавшийся до этого в основном хозяйственными делами. Все собравшиеся врачи не имели никакого отношения к Лечебно-санитарному управлению Кремля и наблюдению Сталина. Дочь Сталина Светлана Аллилуева сказала, что никого из них она не знала.

2 апреля, 7 часов 8 минут. Москва, улица Качалова

Как обычно, Лаврентий Павлович начал свой день с прочтения утреннего выпуска газеты «Правда», где сообщалось, что 1 апреля в очередной раз были снижены государственные цены на продукты и промтовары. Затем Берия заглянул в те разделы газеты, где печаталась афиша театров. В БТ давали балет «Красный мак»; в МХАТе шла «Анна Каренина», а в Малом театре — «Когда ломаются копья». Там же сообщалось, что 31 марта на заседании Совета Безопасности ООН представитель Швеции Даг Хаммаршельд был избран генеральным секретарем ООН и что США заявили, что не подпишут пакет о правах человека, разработанный в ООН. На 4-й странице газеты, как обычно, имелось сообщение о положении в Корее, которое в целом оставалось стабильным. «Да, — осознал Лаврентий, — каждый день в газетах дается информация о том, как идут дела в Корее».

Заехав в Совмин, Берия оставил для Маленкова копию записки о необходимости реабилитации врачей, а саму секретную докладную записку и проект решения по этому вопросу послал с курьером в Президиум ЦК КПСС. В записке Берия проинформировал Маленкова о прекращении уголовного преследования всех проходивших по делу врачей подследственных, возложив ответственность за инспирирование и фальсификацию «дела» на Рюмина, а также обвинив бывшего министра госбезопасности Игнатьева в том, что тот «не обеспечил должного контроля за следствием, шел на поводу у Рюмина…». Одновременно Берия «счел необходимым» «всех… арестованных врачей и членов их семей полностью реабилитировать и немедленно из-под стражи освободить». Берия показал, что дело врачей было «провокационным вымыслом» Рюмина, который начал его «в своих карьеристских целях». Однако вина за раздувание «дела» возлагалась и на все руководство «бывшего МГБ», которое «стремилось во что бы то ни стало представить шпионами и убийцами ни в чем не повинных людей — крупнейших деятелей советской медицины».

Прибыв в свой кабинет, Берия затребовал проект записки о ликвидации ГУЛАГа. Берия долго вычитывал документ и, затем подписав его, попросил секретаря послать нарочным в Президиум ЦК. Он понимал, что с этим монстром нужно что-то делать. ГУЛАГ был переполнен и работал в убыток, надо было сокращать его «население». Пик пришелся на 1952 год — тогда сидело наибольшее количество людей. Берия попытался передать ГУЛАГ — исправительно-трудовые лагеря и колонии с лагерным аппаратом и военизированной охраной в ведение Министерства юстиции СССР. Уже в первые дни своего управления МВД Берия обратился к Маленкову с предложением передать из состава МВД целый ряд предприятий и строек, которые прежде принадлежали МВД. Среди них — Дальспецстрой на Колыме, спецуправление Енисейскстрой, Главное управление горно-металлургической промышленности — в Министерство металлургической промышленности, институт Гидропроект — в Министерство электростанций и электропромышленности СССР. Промышленные предприятия МВД получили также Миннефтепром, министерства путей сообщения, промышленности стройматериалов, лесной и бумажной промышленности, морского и речного флота.

Получив разрешение секретаря, Миров постучал в дверь и, услышав «входите», вошел к Берии. На стол он положил свой анализ ситуации, где главный вывод состоял в том, что Сталина убили. Берия просмотрел его очень быстро и написал, что ознакомился. Затем Берия вышел из-за стола и с недоумением уставился в глаза Мирова. Пенсне отражало блики света, падающие из окна. Выражение его глаз уловить было трудно. После небольшой паузы Берия спросил:

— Ви пияны? Ви в своем уме? Врачи же сказали — инсульт.

— Нет. Но его все равно убили.

Миров не отвел глаза, стараясь выдержать очень жесткий взгляд Лаврентия Павловича. Берия повернулся и подошел к окну. Его руки были сложены за спиной.

— Та-ак, — протянул он, смотря на башни Кремля.

Берия давно укрепился во мнении, что Сталина убили, но червь сомнения все равно грыз его мозг. Слишком велик был авторитет Сталина в мире, слишком резонансным было бы покушение. В убийство, замаскированное под естественную болезнь, верилось с большим трудом. Да и прямых улик не было: он сам лично видел, как Хозяин умирал. Кстати, его подопечный Майрановский так и не смог создать яд, мимикрирующий под естественную смерть. Ну не было в мире препарата, который бы вызывал кровоизлияние в мозг. Слишком сложным был патогенез заболевания. Но, будучи профессионалом сыска, Берия знал, что эту, даже сверхмаловероятную возможность исключить было нельзя. Несколько дней он штудировал эти три высокие стопки дел, включая дело Карпай… «Ну ничего же нет», — периодически говорил он сам себе.

Берия немедленно создал группу по расследованию убийства Сталина. Он сам решил вести следствие с целью выяснить, кто отравил Сталина, и это дело не афишировать. У всех членов группы была куча дел. Все вместе практически не встречались. Почему втайне? Он запомнил дело московских прокуроров, когда его интерес к нему привел к быстрой казни осужденных. Основная нагрузка должна была лечь на Мирова. Присутствовал также помощник Берии Сергей Михайлович Владимирский. Берия вспомнил ситуацию, когда его вышибли из НКВД. Вышинский тогда вышел на увлекшегося трофейной болезнью Булганина, который тогда вроде бы сдал полякам Армии крайовой нашего прокурора Зорю, который занимался Катынском делом.

3 апреля, 7 часов 35 минут. Москва, улица Качалова

В «Правде» сообщалось, что 2 апреля в Австрии Юлиус Рааб, представитель Народной партии, сменил Фигля на посту канцлера и сформировал из представителей Народной партии и социалистов коалиционное правительство, по составу почти совпадающее с предыдущим правительством. В Большом шла «Раймонда», во МХАТе — «На дне», в Малом — «Иван Грозный».

Для Булганина и других членов Президиума ЦК КПСС записка Берии о реабилитации врачей, которую Берия послал всем пару дней назад, была полной неожиданностью, но они не рискнули выступить против. В принятом решении Президиума говорилось «о полной реабилитации и освобождении из-под стражи врачей и членов их семей, арестованных по так называемому делу о врачах-вредителях, в количестве 37 человек». В отношении Игнатьева решение коллективного руководства оказалось относительно сдержанным: «Ввиду допущения т. Игнатьевым С.Д. серьезных ошибок в руководстве быв. Министерством государственной безопасности СССР признать невозможным оставление его на посту секретаря ЦК КПСС».

В этот же день все арестованные по нему (в том числе и Б.С. Преображенский) — освобождены. Лечсанупр упразднили, а Берия немедленно послал письмо в ЦК на имя Игнатьева. В письме он потребовал у Игнатьева объяснений. До этого Берия внимательно прочитал личное дело Игнатьева, принесенное из архива, и не мог понять, за какие такие заслуги того сделали министром. Видимо, по причине полного отсутствия его компетентности. Берия предложил Игнатьеву написать, как возникло «дело врачей». 3 апреля записка Берии рассматривалась Президиумом. И в этот же день, 3 апреля, по предложению Берии Президиум ЦК принял решение о полной реабилитации арестованных врачей и членов их семей. Им же было принято решение о привлечении к «уголовной ответственности работников бывшего МГБ СССР, особо изощрявшихся в фабрикации… провокационного дела и в грубейших извращениях советских законов».