— Да, большое спасибо, доктор, — подхватил коронер, когда Уоркоп повернулся к нему с явным намерением продолжить. — Все понятно: более четверти часа, но менее часа, полагаете вы. Если у старшего инспектора больше нет к вам вопросов, мы не станем вас больше задерживать.

Как только прозвучало имя Ротерторпа, тот пружинисто вскочил. Его показания были краткими, техническими и совершенно неинтересными для обычной публики. Вопросов от старшего инспектора не последовало, зато коронер спросил у врача его мнение о вероятном времени смерти Уорренби. Ротерторп ухватился за предоставленную ему возможность:

— Мнение отсутствует, сэр! Увы, перед тем как я увидел тело, прошло много времени.

И он покинул свидетельское место с видом человека, прожившего утро не зря. Вскоре старший инспектор поднялся и попросил о переносе слушаний. Через несколько минут полковник Скейлз, искавший его, нашел одного инспектора Харботтла, так ответившего на вопрос о местонахождении шефа:

— Не знаю, где он, сэр. Едва попросил о переносе — и сразу удрал из суда, не сообщив мне куда. Впрочем, я, кажется, знаю, куда он направился. У вас к нему дело, сэр?

— Нет, только вопрос, получил ли он рапорт о пулях.

— Рапорт поступил утром, сэр. Совпадения отсутствуют.

— Жаль! Что Хемингуэй собирается делать теперь?

— Не могу сказать, сэр. Кажется, он не разочарован.

— Ладно, — кивнул полковник и ушел.

— Для чего ему понадобилось чуть ли не спасаться бегством? — поинтересовался сержант Карсторн.

— Наверное, вздумалось поймать ту девушку, кухарку Уорренби. Сейчас угощает ее в какой-нибудь чайной фруктовым пломбиром, — ядовито ответил инспектор.

— Зачем? — удивился Карсторн.

— Хочет развязать ей язык. Она из тех, кто замыкается при первом же прямом вопросе. Тут я должен отдать шефу должное: всем следует у него поучиться, как добиваться от людей того, что ему нужно.

— Да, у него особый подход, — согласился сержант. — Вот ведь жалость, что пули не подошли! Значит, мы отброшены в самое начало.

Харботтл вздохнул. При приближении миссис Миджхолм сержант счел за благо ретироваться. Миссис Миджхолм, как и полковнику Скейлзу, требовался старший инспектор.

Но, в отличие от полковника, она была разочарована, что не нашла его. Ей было необходимо сообщить ему что-то.

— Мадам, если вы не возражаете перейти дорогу и побывать в полицейском участке, то сможете поведать то же самое мне, а я передам ему, — предложил Харботтл.

Миссис Миджхолм не одобрила эту замену.

— Лучше я поговорю с самим старшим инспектором, — заявила она.

— Как хотите, мадам.

— Когда вы ждете его? — спросила она.

— Не знаю.

— Боже, вот неудача!

Взъерошенный майор Миджхолм произнес:

— Идем, Флора, а то пропустим свой автобус. По-моему, тебе не надо вмешиваться не в свое дело.

Этот упрек был, по мнению инспектора, оплошностью.

— Нет, Лайон! — возразила она. — Долг каждого гражданина — по мере сил помогать полиции. Кроме того, я считаю, что его следует предостеречь. Если вы уверены, что я не смогу увидеть старшего инспектора, то хотя бы передайте ему мои слова, — сказала она Харботтлу. — Не жди меня, Лайон! Я приеду следующим автобусом.

Миссис Миджхолм отправилась вместе с инспектором в участок, сообщив ему по пути, что ее привело в Беллингэм исключительно чувство долга, иначе она осталась бы ухаживать за самой ценной своей собакой, минувшей ночью принесшей первое потомство. Не нуждаясь ни в каком поощрении, она в подробностях описала новорожденных и расщедрилась на несколько ценных советов о правильном кормлении племенных собак и уходе за ними. На все это инспектор отозвался, пригласив ее во временный кабинет Хемингуэя, двумя словами: «Да, мадам?»

Подставив ей кресло, он сел за стол, положил перед собой официальный бланк и снял с ручки колпачок.

— Это, конечно, не заявление, — предупредила миссис Миджхолм, впечатленная его приготовлениями. — Хотя я, конечно, не возражаю, чтобы мои слова записали.

Но записывать старшему инспектору оказалось нечего.

— Как только я выяснила, что происходит, — пустилась в откровения миссис Миджхолм, — то решила, что об этом надо знать старшему инспектору. Кроме всего прочего, я чувствую ответственность за эту бедную девушку. Я гожусь ей в матери!

— Вы говорите о мисс Уорренби? — уточнил Харботтл.

— О ком же еще? Она осталась одна-одинешенька, а это так ужасно! Я всегда недолюбливала Тэддиаса Драйбека, но не могла подумать, что он будет наговаривать на невинное существо! А он занимается именно этим! Бродит по Торндену, задает всяческие вопросы и представляет девочку виноватой! Даже меня спрашивал, а я ведь знаю мисс Уорренби лучше, чем кто-либо еще, и смогла бы много порассказать про этот дом и про то, как бессовестно Сэмпсон Уорренби тиранил племянницу. Не будь Мэвис святой, она бы этого не выдержала. Но вы же знаете таких людей без чести и совести! Об этом я тоже хотела поговорить со старшим инспектором. Запутать мисс Уорренби может любой! Но для Тэддиаса Драйбека у меня просто не хватает слов!

Инспектор, не оценив ее заявление, ждал продолжения.

— Когда я узнала, что он затеял — собрать сведения обо всех случаях, когда Уорренби жестоко с ней обходился, и попытаться доказать, что Мэвис могла застрелить своего дядю, то без колебания сказала ему, что я о нем думаю. Стыдитесь, заявила я. Я бы еще много чего ему высказала бы, если бы тогда знала то, что знаю сейчас. Представляете? Ему хватило наглости пытать Глэдис! Она — кухарка мисс Уорренби. Глэдис сама мне об этом рассказала сегодня утром, в автобусе. Тут я и решила, что мой священный долг — предостеречь старшего инспектора. Это просто подлый наговор! Тэддиас Драйбек — из старых холостяков, никогда не говорящих доброго слова о новом поколении. Вы обязаны предупредить старшего инспектора, что он не должен верить ни одному его слову!

— Я так и сделаю, мадам, — сказал Харботтл. — Хотя в этом нет необходимости. Вам не о чем волноваться.

— Вам легко говорить! Он — адвокат. Если не верить словам адвоката, то чему вообще верить? — Миссис Миджхолм выдержала паузу, но не дождалась от инспектора ответа. — Это же очевидно! Говорю вам, это попросту клевета, а сам он — настоящая старуха-сплетница, куда такому самому застрелить Уорренби, хотя ему, без сомнения, хотелось бы это сделать. Абби Дирхэм, племянница мисс Паттердейл, считает, что это сделал он сам и просто отводит от себя подозрение. У нее выходит очень убедительно, но мне как-то не верится. Нет! Чем дольше живу, тем больше убеждаюсь, что моя версия — самая верная. Ладислас — вот кто это сделал! И не рассказывайте мне про время: я про это ничего не знаю, зато знаю, что он двуличный. Не нахожу для него иного слова.

— Разумеется, — кивнул инспектор. — Мой опыт свидетельствует, что двуличных людей больше, чем мы Думаем. В любом случае…