как-то сидел в комнате у главного диспетчера вечером, когда опустело здание заводоуправления. Диспетчер в тишине готовил сводку по заводу за день, чтобы ночью передать ее в Москву.

Прямо перед ним загорались красные точки селектора, слева мерцало светящееся табло — указатель по всем цехам, справа постукивал телетайп, связанный с министерским вычислительным центром.

— К утру у министра, — сказал диспетчер, — должна лежать на столе сводка — как сработала вся металлургия страны за сутки.

Диспетчер готовил шифровку для телетайпа — колонку условных обозначений, которые пойдут на вычислительную машину. Но прежде чем передать ее, он несколько раз звонил в Москву по прямому проводу, сообщая о себе коротко: «Челябинск, Трубный!»

Я же подумал, что за этим рапортом и цифрами сегодня и ежедневно, и даже ежечасно, подсчитанная в метрах или тоннах, стоит та самая сложная, бурная, всегда напряженная так называемая производственная жизнь, захватывающая в стране миллионы людей, жизнь, о которой мы еще мало пишем.

ГОРЯЧЕЕ СЕРДЦЕ

1

Высокая женщина в зимнем пальто и каракулевой круглой шапочке быстро шла по заводскому двору. Шапочка, слегка сползшая на затылок, открывала покрасневший от мороза выпуклый лоб, полное, немолодое лицо с чуть вздернутым носом.

Энергично переступая через шпалы внутризаводской железной дороги, она привычно пробиралась между платформами, где поблескивали светло-серым металлом новые машины.

У дверей одного из цехов пыхтел локомотив, протяжными гудками он просился в цех и, когда распахнулись ворота, обдал женщину своим горячим и влажным дыханием. Вместе с дымом паровоза, клубами пара и свежим воздухом, протянувшимся с мороза в тепло, женщина вошла вовнутрь здания.

Это был цех металлических конструкций — огромное помещение с высокой стеклянной крышей, пропускавшей свет неяркого утра. Внутри каменная «коробка», как говорили здесь, делилась колоннами на пролеты, где лежали части будущих машин.

Не нужно было много фантазии, чтобы по этим частям представить себе масштабы целого. Здесь сваривались конструкции и таких машин, которые завод не мог собрать целиком, ибо, поднявшись во весь рост, они пробили бы крышу и стену помещения.

Задержавшись на минуту в воротах, чтобы стряхнуть с воротника таявший снег, женщина пошла вдоль одного из пролетов. Металл занимал здесь все пространство. Он лежал внизу на стеллажах, он плыл по воздуху в клювах мостовых кранов, его здесь резали, сваривали, очищали. Все помещение полнилось протяжными, резкими, пронзительными, стучащими, ревущими металлическими звуками. Даже воздух, казалось, был весь пропитан крепкими, устойчивыми запахами горячей стали, ацетиленового газа и едкого дымка сварки.

Но, пожалуй, самым характерным был здесь не шум и не запах металла, не строение цеха и не его объем, а та яркая, многоцветная гамма огней, что рождалась от красных вспышек газовой резки и голубого пламени электрической сварки.

Когда повсюду разгорались голубые звезды, лучи их встречались в воздухе, переплетались, сливались в огромные снопы света, и в эти минуты стеклянная крыша цеха напоминала грозное фронтовое небо, пересеченное сеткой прожекторных лучей.

Осмотрев пролеты металлосварочного, женщина вошла в одну из комнат заводского отдела сварки. Отдел этот примыкает вплотную к цеху. В комнатах и лабораториях двухэтажного каменного здания работают технологи, конструкторы, исследователи — все связанные лишь с насущными проблемами сварочного производства.

Здесь есть экономисты, нормировщики, раскройщики металла, главным образом женщины, они выкраивают из стальных листов различные детали. Сначала это делается на чертежах, а затем в цехе рабочие уже не циркулем и рейсфедером, а кислородным пламенем вырезают металл нужной формы.

Но так было не всегда. Менее полутора десятка лет тому назад на заводе не было еще ни автоматической, ни ручной, вообще никакой сварки. Здесь безраздельно господствовала клепка. В цехах с пулеметной частотой гремели пневматические молотки, вгонявшие в металл раскаленные заклепки, и клепальщики, глохшие в этом шуме, не случайно назывались глухарями.

Без электрической сварки не было бы современных турбин и прессов, шагающих экскаваторов и насосов со сварнолитыми корпусами и многих сотен больших и сложных машин.

Правда, производительность ручного сварщика невелика. Рабочий, склонившийся над электрической дугой, должен одновременно производить рукой три движения: продвигать вперед электрод, по мере сгорания приближать его к изделию и, создавая определенную ширину шва, водить рукой из стороны в сторону; современный ручник капля за каплей наращивает шов так же, как и во времена Славянова.

От умения, от внимательности, выносливости, даже от настроения ручника зависит прочность, надежность конструкции. Не случайно поэтому рабочие иной раз, вернувшись из отпуска, с волнением думают о том, не потеряли ли они руку? Нередко искусство ручной сварки утрачивают опытные люди в пожилом возрасте, когда в руке уже нет той твердости, крепости, эластичности, как в молодые годы.

Казалось бы, уже одно это требовало заменить руку сварщика безотказно действующим механизмом, работающим автоматически и лишь направляемым человеком.

Бывает и так, что сталкивается не только старое и новое, но и новое и новейшее, хорошее и лучшее. Ручная электрическая сварка на многих заводах, вытеснив клепку, стала делом привычным. Всюду выросли хорошие кадры ручников, в цехах весь груз производственной программы годами привыкли возлагать на их плечи.

Автоматы волей-неволей вынуждены были ломать установившееся, вытеснять ручной труд и его мастеров, переводить всю технологию на механизированный, индустриальный метод. И это, естественно, не могло совершиться самотеком, мирно, тихо, без борьбы.

Сейчас, в начале утренней смены, Егошина, войдя в комнату отдела сварки, сняла пальто и надела на платье темный халат с большими карманами, в котором удобно было ходить по цеху. Перед тем как раскрыть папки, она вытащила из ящика зеркальце, расческу, поправила волосы, гладко приглаженные и собранные на затылке в плотный пучок.

— Ну вот, рабочий день начинается. Как вы себя чувствуете, товарищи? — спросила Юлия Герасимовна, чуть наклоняясь над столом, чтобы увидеть лица соседей, сидевших впереди. Глаза ее лучились добрым интересом ко всем и живой энергией.

Я увидел ее впервые именно здесь, в этой комнате отдела сварки. Бюро автоматики занимало сравнительно небольшое помещение, загроможденное письменными и чертежными столами. Они располагались вдоль стен и в середине комнаты. На столах всюду виднелись стопки бумаг, чертежей, кальки, чертежные приборы. После резкого шума цеха здесь ласкала слух относительная тишина, дававшая возможность спокойно думать и писать.

Юлия Герасимовна повернулась ко мне с самой радушной улыбкой.

— Вы из Киева?

Она пододвинула стул, расчистила место на столе, бережно положила туда мою