– Никогда не возражал против таких мероприятий, – сказал Лис. – Если, конечно, у всех есть такое желание.

– Конечно! О чем разговор!

Только он зашел в кабинет, как прозвонил внутренний телефон.

– Товарищ подполковник, к вам девушка. Калабашкина Светлана…

Какая еще Калабашкина? А-а-а…

– Пропусти.

Света была в строгой, но явно «выходной» одежде: слегка расклешенные черные брюки, черный жакет, белая блузка с кружевным воротником.

– Я поблагодарить вас пришла, – с порога начала она. – Если бы не вы, они бы меня убили!

– Я к этой истории уже отношения не имею, – холодно ответил Лис. – Дело в следственном комитете.

– Да, да, я была у товарища Баринова, – закивала Калабашкина. – Дала показания, он сказал, что дело закроют, за смертью виновных. У меня к вам вопрос: ведь это полиция пропиской занимается и машинами? А я хочу квартиру и машину на себя оформить, вы мне не поможете?

Лис внимательно посмотрел на нее.

– С пропиской в ЖЭУ, с машиной в МРЭО, с квартирой – к нотариусу. Я только преступления раскрываю. Кстати, это правда, что ты в мае хотела Бороду сжечь?

Девушка ужаснулась, даже в лице изменилась.

– Да вы что?! Кто это такое мог придумать? Мне же только восемнадцать!

– А почему тогда он с друзьями на вас напал?

– Да откуда же я знаю?! Пьяные, наверное, были… Ну ладно, я пошла, извините за беспокойство…

Быстрой змейкой она выскользнула из кабинета. Лис некоторое время смотрел девушке вслед, будто хотел проникнуть взглядом в ее душу. Но видел только закрытую дверь. Вздохнув, он открыл ящик стола, извлек маленький аптечный пузырек. Когда они пили мировую с Валькой Литвиновым, тот все расспрашивал: кто столь профессионально убрал Севера? Неужели и правда тогда болтали про его связь с «Колдунами»? И не поверил, что Лис ничего не знает. Но это была чистая правда.

Лис поднял пузырек и посмотрел на свет. Внутри лежала девятимиллиметровая пуля с косыми полосками нарезов. Судя по всему, она должна была оказаться у него в голове. Кто и почему изменил траекторию?

* * *

Ответить на эти вопросы мог только один человек, который в настоящее время ехал в поезде «Кисловодск – Санкт-Петербург». Художник с этюдником зашел в вокзал так же, как и выходил из него по приезде, – в обход металлоискателей и полицейского контроля: через переходной мост с Вокзальной улицы. Впрочем, это была уже перестраховка: в новом, только что купленном этюднике лежали только краски, кисти и несколько листов плотной бумаги, на которую рука мастера еще не успела нанести ни одного штриха. Ничего опасного или запрещенного не было и в сумке – все осталось в гараже за толстой стальной дверью импровизированного сейфа, вмонтированного в бетонную стенку «ямы» много лет назад. Тогда такие тайники устраивал его отец «на всякий случай». Ноутбук ничем не отличался от своих собратьев, и только специальное исследование могло обнаружить его двойное назначение.

Боцман ехал в купейном вагоне и, как всегда, не вступал в контакт с попутчиками – ехавшей из санатория дородной супружеской парой и молодым парнишкой-студентом. Тем более, что соседи по купе вели себя сдержанно, разговоров не затевали и пить водку не предлагали. Поэтому он спокойно спал или размышлял о том, что будет дальше. Лебедь всегда берет гонорар вперед, ему иногда выдает аванс, иногда полностью рассчитывается, когда работа уже выполнена. Но не было еще случая, чтобы он возвращал деньги заказчикам. Представить, как такая процедура может выглядеть, совершенно невозможно. Даже с технической стороны. Лебедь звонит (Кому? Цепочка посредников иногда довольно длинная…). И говорит (Что? Извините, не получилось, передайте лавэ обратно…). А ведь ставки уже сделаны, и очень серьезные ставки! От Диспетчера обязательно потребуют отчета! И объяснить он может только одно: не вышло, повторим позже… Но Боцман не собирается ничего повторять. Или собирается, раз оставил инструменты? В общем, впереди его ждали большие проблемы. Но он ни о чем не жалел. Хотя и сам не мог ответить: почему так поступил?

* * *

— Крашеный вроде очухивается, врачам бабло зарядили, так что все будет путем, – докладывал Арбуз, голова у него перевязана, как у участника Бородинского сражения. – А бакланы эти пропали, как сквозь землю провалились.

– Этого дурака, Хобота, пацаны видели на автовокзале, – вмешался Дерево. – Базарил, что Севера этот грохнул, как его, ментяра…

Клоп насторожился. Одет он скромно: широкие полотняные штаны, рубашка, куртец копеечный джинсовый. Уж больно его слова про наряженную обезьяну задели, до самой печенки прожгли.

– Север тому вроде стрелку забил, а он их гранатой жахнул и перестрелял всех, – монотонно продолжил Дерево. – Севера, грит, первым положил, а потом еще троих. А он, вроде, еле ушел…

– Кто?! – каркнул Клоп. – Говори нормально! Кто кого положил?!

– Да говорю же, Севера…

– Кто Севера положил? Кому он стрелку забивал?

– Да менту этому. Как его? Которого все боятся…

– Лису, что ли? – влез Дракоша.

– Во, точно, Лису, – с облегчением кивнул Дерево.

– Нашел, кому забивать, – оскалился Донбасс. – Тот кого угодно уроет!

– Брешет Хобот! – покачал головой Арбуз. – Каких «еще троих»? Их всего четверо было! Мурена сам какой-то гадостью отравился, мы его в роще зарыли…

Клоп нервно дернулся:

– В бетон надо было закатать! Мало тебе фундаментов заливают…

– Какой бетон, Клоп? – возразил Арбуз. – Это только в кино про мафию закатывают! А мы, как привычней… только я не за то базар тру… Их всего четверо, Мурену мы закопали, про Севера по телику передали, Хобота видели… Каких еще троих?!

– Это дело десятое! – рубанул ладонью Клоп. – Раз Севера нет, жало у них выдернуто. Скорей всего, к себе в деревню укатили.

– И хрен с ними, – подвел итог Арбуз.

* * *

– Мы там в самой крутой отели жили! Номер на весь этаж, вот если все ваши хаты сложить, – Хобот пересчитал пальцем собутыльников, – то будет меньше!

– И сколько вас там было? Вся банда, что ли? – спросил Дормидонтыч.

– У каждого такой номер был, дед! – вытаращил глаза Хобот. – У каждого! И обслуга, и жрачка, и бухло, и бабы! Все, что хочешь, короче! А потом мы новый район под себя взяли и все нам там бабки отстегивали – от парикмахера до директора универсама! Вон, у Шмеля спросите!

Четыре пары глаз уставились на Шмеля. Он кособочился в кресле, чтобы ребра не болели, и рожа у него была кислая, но в ответ на такое внимание принужденно улыбнулся и кивнул.

– А чего же вы вернулись с побитыми харями? – бесцеремонно спросил Хохлач, разливая всем самогон. – Если там все так круто было?