– Сволочь! – заорала, не дослушав, Лина. – Ты… издеваться еще будешь! Все вы сволочи!

Она внезапно успокоилась, взяла себя в руки, цикламен обрел жесткую симметрию, стал плоским, как в гербарии. Потом сухие лепестки раздвинулись и сухо прошуршали:

– Я сейчас могу громко закричать, что меня насилуют. И ты, сэр рыцарь, не отмажешься. Говорят, с насильниками в тюрьме жуткие вещи вытворяют.

– Давай, кричи, – равнодушно сказал Олег, прижатый к дереву. Ворона на крыше встряхнулась, но улетать и не подумала, смотрела на Олега веселым, умным глазом.

– Где, кстати, твой конвой? – оглянулась Лина.

– Наверное, обсыхает. В помещении, – усмехнулся он.

– Разгильдяи. Не хочешь расслабиться на заднем сиденье, пока они там обсыхают? – предложила она, и цикламен вновь наполнился живым соком и, казалось, даже заблагоухал.

– Чтобы экспертиза подтвердила изнасилование? Спасибо.

– Дурак. Дурак и мерзавец. Негодяй и трус. Сволочь. Дерьмо. Дурак. Мерзавец…

– Это уже было, – перебил Олег, – ты повторяешься, Лина.

– Мне было хорошо с тобой. В кои-то веки мне было взаправду хорошо. Все могло бы быть так замечательно. Мы бы с тобой уехали куда-нибудь. Куда надо, туда и уехали бы, – заторопилась она, упреждая вопрос. – Такое шикарное задание… А ты…

– Сволочь, мерзавец, дурак, – повторил Олег. – Пусть так. Только почему на меня, убогого, столько пороху растрачено? Мало ли таких молодых, красивых, сильных и ловких? Неприкаянных?

– Значит, мало, – отрезала Лина. – Тебе предлагается исправить ошибки и загладить свою вину. И приступить к выполнению той работы, которую предлагает тебе Петр Иванович.

– У меня уже есть работа, – ответил Олег и погремел ведром, – просто замечательная работа. И дал мне ее как раз Петр Иванович.

– Ты не понимаешь, – прошелестели лепестки, – могло быть гораздо хуже. И ты не знаешь, от чего отказываешься.

Она помолчала, а потом, поняв, что Олег больше не намерен поддерживать беседу, закончила устало, безжизненно:

– Я так и знала, что все бесполезно. Что ты сорвался с крючка. Воля твоя. Только никто этого просто так не оставит. Ты вынужден будешь прийти сам или…

– Или? – равнодушно и немного насмешливо спросил Олег.

– Увидишь. На своей шкуре испытаешь, что происходит с теми, кто не прошел проверок! Уж не обессудь! И не обижайся потом, если попадешь под колеса, ненароком сопьешься или если тебя сочтут буйнопомешанным.

– Да я и не обижаюсь, с чего ты взяла? – иронически поднял брови Олег и посмотрел вслед улетавшей вороне.

Лина метнулась в машину, хлопнула дверцей и, резко развернувшись, понеслась по дорожке, предназначенной для катафалков. Сехмет разъяренная, Сехмет львиноголовая. Сехмет – богиня войн, раздоров, разорения. Сехмет, которую послал к людям Ра, когда решил, что его перестали почитать как должно. Сехмет – бывшая Хатор, богиня любви. Хатор обратилась в Сехмет, так как решила, что любовное безумие, которое она в силах наслать на людей, будет недостаточным наказанием за их непочтительность. Хатор-Сехмет, сама несчастная безумица. Сехмет побежденная и тем более опасная.

* * *

– О, как вы ее обидели! – послышался позади Олега бодрый молодой голос. – Унеслась, как ошпаренная сука. Извините, но это так. Вы не видели тут моих докторов? В смысле, студентов? У нас тут должно состояться практическое занятие, в этой печальной обители. Вы сами не студент, случаем? Я – профессор, Роза Еноховна Шон.

Олег от неожиданности резко обернулся, нога скользнула на мокром корне старого тополя. Чтобы удержаться, он взмахнул рукой и съездил пустым ведром Розу Еноховну по коленкам.

– Слушайте, мне больно! – сообщила Роза Еноховна, растирая колени обеими руками. – Так вы студент?

– Нет, – ответил Олег, поняв, что извинений от него не требуется, – я всего лишь «декабрист».

– Э-э?.. – вопросительно протянула Роза Еноховна. – Из психиатрии? В самоволку изволили отправиться?

– Пока нет, – еще раз усмехнулся Олег, – не из психиатрии, но мне тут сулили… В недалеком будущем. Карьеру буйнопомешанного.

Он и сам не знал, зачем сообщил ей об этом. Сказалось, вероятно, напряжение, которое он, не отдавая себе в этом отчета, испытал при разговоре с Линой. Разговор Олега вымотал, растревожил, и он, наслушавшись рассказов своих «коллег» по работе в морге, теперь понимал, что угрозы Лины скорее всего не были пустыми, что его теперь вряд ли оставят в покое. Могущественная организация не допустит сомнений в своем могуществе. Вряд ли, разумеется, его собьет машина в тихом переулке – он не владеет никакой важной информацией, но очередных пакостей и подстав, Олег не сомневался, ждать не придется.

– Вы о чем задумались? С чего начать свою карьеру сумасшедшего? – полюбопытствовала Роза Еноховна. – Между прочим, объясните-ка свой статус. Почему это вы декабрист? И при чем тут ведро, которым вы размахиваете? Ведро – это ближе к Дон Кихоту, в его стиле, я хочу сказать. У него, если помните, был тазик… Вы читали «Дон Кихота»?

Профессор Шон испытующе глядела на Олега, глядела так, как будто от его ответа многое зависело.

– Не пришлось, – сознался Олег, а потом вспомнил: – Моя школьная учительница математики очень ценила эту книгу и читала ее в оригинале, по-испански. Два года назад, когда я был в армии, она исчезла, эта моя учительница. Ее искали с милицией и не нашли. Вы на нее похожи, вот я и вспомнил. А «декабристами» называют тех, кто огреб пятнадцать суток по какому-то декабрьскому указу.

– Чего только не узнаешь… – пробормотала Роза Еноховна. – «Декабристы», исчезающие учительницы… – Она достала из кармана распахнутого пальто старинный черепаховый портсигар с монограммой из латинских букв F и R . – Курите? – спросила она Олега. – Нет? А мне вот приходится. Я бы предпочла нюхать табак, как в старину, но, боюсь, не поймут, сочтут за чудачество старой девы и на пенсию выставят. Вот и приходится курить – притуплять обоняние. Трупы, знаете ли, неважно пахнут, а я их вскрываю, учу оболтусов анатомии. Где, кстати, оболтусы? Ведь ни один зачета не получит! Между прочим, вы здесь что, один? Вас не охраняют?

– Охрана в морге греется. Что-то долго. Умерли они там, что ли? – забеспокоился вдруг Олег.

– А ваша какая забота? – весело, как давешняя ворона, посмотрела на Олега Роза Еноховна. – Я бы на вашем месте сбежала. Охране – втык, а вам приятно.

– Недальновидно, – поддержал шутку Олег, – я ведь не рвусь в психушку.

– Ага, – понимающе кивнула профессорша, – вот, значит, как. Декабрист вы наш. Диссидентствуем, значит. Бунтуем, значит, помаленьку?

– Да ничего подобного! – возмутился Олег. – Я вообще не понимаю, что ко мне прицепились! Свет на мне клином сошелся, что ли?! Тайны какие-то, загадки… Они же прямо ничего не говорят. Какая-то муть зеленая.