Бен тихо ругнулся, устало вздохнул и посмотрел в сторону.

– Я уже, признаться, забыл, о каких это мечтах и надеждах мы с тобой тогда беседовали. Они уже должны были воплотиться в жизнь, но этого – увы – не случилось. Неожиданно я осознал, что мне уже сорок шесть лет. Большая часть жизни прошла. А что впереди? Я просто этого не знаю.

– А что бы ты хотел, собственно? – спросила Энджи с напряжением в голосе. Как-никак, от его ответа зависело и ее будущее тоже.

– Я же говорю, что не знаю. В этом-то все и дело. Если б знал, то и поступал бы соответственно. Единственное, что я сейчас чувствую, так это проклятую… инерцию. В соответствии с ней я каждое утро встаю с постели, смотрюсь в зеркало и что же вижу? Вроде бы вполне удачливого парня с успешно сложившейся карьерой, который зарабатывает неплохие деньги и откладывает их на черный день, который, возможно, никогда не наступит. День за днем я езжу по одной и той же дороге, которую уже знаю, как свои пять пальцев. Господи, до чего же все это скучно! – Он провел рукой по подернутым сединой волосам. – Так что, кто знает? Вполне вероятно, проблема не в тебе, а во мне одном.

– Не совсем так. То, что ты говорил обо мне, имеет свою логику и смысл. Я и в самом деле тебя слушала, но не слышала. Прежде всего я была врачом, потом – матерью и лишь после этого – женой. Но повторяю. Я стараюсь измениться. И в этом мне нужна твоя помощь. Из нас двоих ты всегда был более легким человеком. У тебя в голове всегда роились разнообразные идеи. Я же оставалась жестким реалистом, это и в самом деле может стать невыносимым. – Она замолчала, а затем спросила с легким оттенком отчаяния в голосе: – Но почему ты позволял мне все это делать?

– Потому что это было легче всего, – бросил он ей в лицо. – Я знал, что, когда уеду из Нью-Йорка, моя жизнь изменится. Вот я и склонил голову перед обстоятельствами.

Энджи почувствовала, как в ней закипает гнев.

– Значит, ты виноват во всем, что случилось!

– Так я об этом и говорю, – ответил он спокойным голосом, чем выбил оружие из рук жены.

Буря мгновенно утихла, и раздувшиеся было паруса заполоскались в наступившем штиле.

Поднявшись со стула, она подошла к окну и задумалась о том, о чем Бен упорно не желал говорить. Он не сказал ни слова о том, что ему хочется развестись. Он ни разу не поставил ее в известность, что ему просто с ней скучно. Набравшись храбрости, она подошла к мужу и просунула свою руку ему под локоть. Она всегда находила поддержку в близости с мужем и даже теперь ощущала эту поддержку. Именно такого рода поддержки ей не хватало последние несколько недель.

– Итак, что же нам делать с нашими жизнями? Ты бы хоть намекнул мне.

– Если бы я только мог!

– Так что ты намереваешься делать? Скажи мне.

– Я сказал – не знаю.

– Нет, скажи. Только прямо сейчас, – взмолилась Энджи. – Если бы у тебя был выбор – любой, какой угодно, что бы ты сделал? Что выбрал? Что бы могло вернуть тебе интерес к жизни? Что может вытащить тебя из депрессии, в которой ты находишься?

Она знала, что рискует. Если он скажет, что ему хочется повидать Нору Итон, она пропала. Он несколько минут думал, потом сказал:

– Поедем куда-нибудь.

– Куда?

– Куда угодно. Я хочу, чтобы мы с тобой куда-нибудь вместе поехали!

Она облегченно вздохнула.

– Но все-таки, куда?

Он снова ответил не сразу, а подумав:

– В Виллиамсбург, штат Вирджиния.

Она широко улыбнулась.

– Правда?

– Когда мы жили в Нью-Йорке, мы часто говорили об этой поездке, но ты тогда была ужасно занята, а потом появился Дуги, и так получилось, что нам так и не удалось выкроить время на поездку.

– Хорошо, – сказала она, и улыбка пропала с ее губ. Ее голос звучал совершенно серьезно. – Поедем. Прямо сейчас!

Бен с удивлением посмотрел на нее.

– Прямо сейчас?

Она кивнула.

– Именно сейчас!

– А как же Дуги?

– Его здесь нет.

– А работа?

Энджи не хотелось думать о работе – она и так переработала больше часов, чем кто-либо, а кроме того, теперь была Цинтия, чтобы заменить ее в случае чего. У Энджи было право на свободное время. В конце концов, в семейной жизни тоже бывают моменты, ради которых можно все послать к черту.

– Они вполне в состоянии продержаться без меня несколько дней, – сказала Энджи. – А смогут ли продержаться твои дела?

– Я всегда немного опережаю график, так что, думаю, это можно устроить.

Энджи отошла от Бена и направилась к телефону, но если раньше обо всем договаривалась она сама, то теперь протянула трубку мужу. Некоторое время он в недоумении смотрел на трубку, а когда до него дошел смысл жеста Энджи, в глазах Бена появился блеск, а на губах проступила старая, до боли знакомая улыбка, от которой у Энджи сжалось все внутри.

Бен выглядел теперь сильным, что бы там Мара ни говорила о его слабохарактерности, сильный мужчина всегда сексуально привлекателен. Улыбнувшись этой мысли, она отправилась наверх упаковывать вещи.

Пейдж не пришлось надевать стерильное облачение и перчатки, в операционной ее присутствия не требовалось: Джилл была под общим наркозом.

Мать Джилл – Джейн, испытывая страх за дочь, находилась в комнате для посетителей.

Пейдж прошла туда и села рядом с ней. Так они и сидели вместе, замирая всякий раз, когда дверь открывалась, но всякий раз из операционной выходил кто-нибудь другой, а не хирург, трудившийся сейчас над Джилл. Пейдж вспомнила будущих родителей, которым она читала специальный курс по педиатрии. Обычно те всегда задавали множество вопросов по поводу ухода за младенцами, и в комнате, где проводились занятия, всегда царило оживление и радостное возбуждение.

В настоящий момент она и мать Джилл никакой радости не испытывали. Доминирующим чувством в комнате для посетителей был страх – страх за то, что ребенок может родиться с физическими повреждениями или слишком маленьким, чтобы развиваться дальше вне материнской утробы, или больным, чьи болезни придется потом долго и мучительно лечить и платить за это большие деньги. Самое же главное – и Пейдж, и Джейн боялись за Джилл, у которой и без кесарева сечения хватало внутренних травм и которая могла просто не перенести операции.

Когда наконец из операционной появился хирург, он сказал с горечью:

– Джилл вне опасности, но мы потеряли ребенка. Мне очень жаль, миссис Стикли. Перелом тазовых костей у матери вызвал значительные повреждения внутренних органов, равно как и самого плода. Джейн прижала руки к груди.

– Но с Джилл все нормально?

– Она поправится. Сделав кесарево сечение, мы извлекли плод, а заодно кое-что зашили. Если с заживлением не будет проблем, то, вероятно, в будущем она снова сможет стать матерью.