т. е. истинно сущего (1 Иоан. 5, 20), и в соответствующем пове­дении, в том, чтобы «делать правду» (1 Иоан. 3, 7). Кто познал бога или обладает истиной, кто живет в правде, тот бессмертен, не взирая на то, что его тело предано земле. Вечная жизнь — это жизнь в извечном, деятельность в со­знании и в духе вечной сущности. С этой точки зрения вечная жизнь присуща уже теперь всем тем, кто при помощи гносиса мистически соединился с богом и ведет себя соот­ветствующим образом (Иоан. 3, 36; 5; 24; 6, 47; 8, 51 и сл.). И блаженство, которое сулит людям Иоанн, это тоже не блаженство земного или потустороннего мессиан­ского царства, не сверхъестественное блаженство после смерти, но блаженство в вечном: беспечальность Платонова мира идей, чувство преодоления всех временных различий и связанного с ним беспокойства, созерцание вещей под углом зрения вечности и вытекающее отсюда внутреннее успокое­ние человека. Вечное блаженство представляет собой то чисто интеллектуальное высшее чувство, которое по Пла­тону доступно только мудрым в минуты самого углублен­ного познания и которое Филон изображает как мисти­ческое упоение и самозабвение. Но в этом смысле оно есть не что иное, как возвещаемый Иисусом мир божий (14, 27), представляет собой не положительное чувство удовольствия,

Благодаря тому, что человек соединяется с богом в духе, становится живущим в духе субъектом, или благо­даря тому, что дух составляет сущность человека и тем самым последний получает возможность познавать разумное, боже­ственное свойство бытия, — благодаря всему этому человек обретает бессмертие. Дело заключается именно в том, чтобы человек осознал свою божественную сущность и координи­ровал с ней свое поведение.

С этой точки зрения истинная действительность является, как сказано, чисто духовной, идеологической; чув­ственная же, плотская действительность вообще не может считаться действительностью. Иоанново определение со­отношения между идеальной и чувствен­ной реальностью напоминает нам персидский дуа­лизм светлого Ормузды и мрачного Аримана и иллюзио­нистский идеализм индийства, браманизма и буддизма. Истинной, идеальной действительности, исчерпывающей себя в познании или любви, Иоанн противопоставляет мир, в котором мы живем, как исключительно мнимую действи­тельность или обман чувств (покрывало Майи). Признак по­следней — тленность, в то время как первой присуща не­тленность или вечность, не в смысле бесконечной длитель­ности, а в том смысле, что она, подобно вечным математиче­ским истинам или Платоновым идеям, вообще не знает пре­делов времени (1 Иоан. 2, 16 и сл.). Идеальная действитель­ность — это свет, а чувственно-материальная действитель­ность — это тьма. Первая — жизнь, вторая — смерть. Истин­ная, идеальная действительность исходит от бога. Материальная, мнимая действительность исходит от дьявола. Бог и дьявол являются такими же абсолютными крайностями, как идеальное и реальное или логичное и нелогичное. Таким образом, и Иоанн видит в дьяволе самостоятельное метафи­зическое существо, пребывающее, подобно персидскому Ариману, вне бога и наряду с последним; однако, евангелист не входит в детальное рассмотрение его происхождения и его отношения к богу. Он говорит лишь о том, что дьявол грешник, убийца и лжец от начала, и что нет в нем истины (Иоан. 8, 44; 1 Иоанн 3, 8). Дьявол властвует над миром, ко­торый, поэтому, полон ненависти, лжи, тьмы и злобы (Иоан. 3, 19 и сл.; 8, 44; 1 Иоан. 3, 13). Мир — это противополож­ность того, что есть бог. Все, что есть в мире, то не от бога (1 Иоан. 2, 16).

Весь мир лежит во зле (1 Иоан. 5, 19). Кто пребывает в мире, или что, согласно вышесказанному, означает то же самое, — «кто от дьявола», тот не может принять духа истины (Иоан. 8, 43 и сл.; 14, 17). Только тот, кто от бога, слушает слова божии (Иоан. 8, 47; 18, 37). Только для того, кто учился у бога и научен им, открывается возможность спа­сения (Иоан. 6, 45). Только тот может через премудрость, логос или слово прийти к богу, кому это дано от последнего (Иоан. 6, 65). После того, как человек соединился с богом, бог «привлекает» человека (Иоан. 6, 44). Но бог «привле­кает» далеко не всех людей; напротив, он ослепляет их глаза и заглушает их сердца, как говорит Исайя, чтобы они не видели своими глазами и не разумели своими сердцами (Иоан. 12, 39 и сл.; 9, 39). Более того, он чуть ли не умыш­ленно навлекает на людей несчастье для того, чтобы пока­зать на них свою силу (Иоан. 9, 2 и сл.).

Другими словами, контрасту между богом и миром или богом и дьяволом соответствует в пределах мира контраст между детьми божиими и детьми мира или детьми дьявола, и последние с самого начала сотво­рения мира предназначены (предестинированы) для жизни или же для смерти. Кто рожден от бога, тот не может гре­шить, а кто происходит от дьявола, тот неизбежно грешит (1 Иоан. 3, 9; 5, 18); впрочем, по-видимому, под влиянием реального опыта, здесь устанавливаются известные ограни­чения, а именно в конце концов дьявол толкает детей бо­жиих на грех, но дети дьявола никогда не могут обрести спасения и, следовательно, жизни (1 Иоан. 1, 8 и сл.; 2, 1). К детям дьявола Иоанн причисляет главным образом иудеев, потому что их отношение к христу, якобы, показало, что они неспособны уразуметь слово божие и потому не могут обре­сти истины и жизни (Иоан. 8, 41 и сл.).

Однако несмотря на то, что дети божии с самого на­чала предопределены для познания божественной истины и что овладеть истиной могут только те, кто от истины (Иоан. 18, 37), все же действительное или сознательное обладание истиной обусловливается тем, что бог открывается людям и тем самым дает им возможность проявить себя в качестве детей божиих. Обыкновенное рождение чело­века «от плоти» или «снизу» должно быть обновлено вторич­ным рождением его «сверху» или, как сказано в евангелии, «от воды и духа». Только благодаря этому человек стано­вится рожденным от бога (Иоан. 1, 13); иным путем он не может увидеть царствия божия, не может войти в царствие небесное (Иоан. 3, 3 и сл.).

Христос, логос как познание, истина, жизнь и любовь божия

Всякое спасение или, что то же самое, всякое обретение жизни покоится на познании божием, на обладании боже­ственной премудростью или истиной, которая, как таковая, сама есть жизнь. Но бог в своем естестве непознаваем, за исключением его собственного познания, которое тожде­ственно со словом или премудростью божией (Иоан. 1, 18; 6, 46). Следовательно, слово (логос) должно само дать о себе знать людям, бог должен через свое слово сделаться до­ступным человеческому восприятию, должен сам