Ваньку не тронули, не узнали что ли с бородой?

А ее без разговоров в терем потягнули. Даже попрощаться ни с кем не успела. Ну, теперь уж точно мимо плахи не провезут. Такое уж никому два раза не прощается.

Прозор молча мерил шагами хоромы, — энто уже как водится. Князь Владивой сидел мрачный, сцепив руки в замок, да уперев взгляд в дубовую столешницу. Княгиня Рогнеда плакала, слезы белыми платочками утирала, — чай, не смогла для Славки пощады вымолить. Али от обиды плачет и предательства вероломного.

Нежданка сидела на резном стуле посреди горницы и переводила взгляд с князя на Прозора и обратно. Заглядывать в глаза княгине было совестно, просто невыносимо. Даже если ее еще не сыскали записку, что оставила в весенних платьях, убегая с Коркутом, все одно — простить тот побег подлый невозможно. А уж Олег с Игорем, поди, как наревелись… Нет, ни одна мать такого не простит, чтобы детушки малые страдали.

— Об том, что было, после с тобой потолкуем, — мрачно начал Прозор.

Неожиданный заход, конечно. Да, что уж у нее, Нежданки, теперь впереди? Плаха и палач — тоже так себе тема для разговора.

— Беда в терему большая, — снова самое сложное Прозору сказывать приходится.

Княгиня лишь зарыдала погромче, а князь уж к ней поближе подошел, рядом на лавку присел, да по спине гладит.

Ну, у Нежданки и своих бед, конечно, предостаточно — полна коробочка, как говорится. Да, что тут у них опять стряслося? Неужто с княжичами…?

Все внутри похолодело от такой страшной догадки, слезы сами из глаз потекли.

Прозор вспомнил, что ключница теперь по просьбе княгини повсюду ему платочки беленьки сувает- за широкими отворотами рукавов особенно уж много их скапливается. Начал он те платочки из рукавов доставать, как шуткари-морочники на ярмарке (лет через пятьсот их фокусниками кликать станут).

Достает, значит, платочки и Нежданке их один за другим подсовывает. А она глазы свои трет, да остановиться не может, слезы капают да капают. Энтак скоро она вся утекет, как та Снегурка, растаявши.

От сырости такой с двух сторон разговор уж совсем не клеится. Тишина повисла долгая, тянучая, как патока карамельная. Даже Прозор молчит, чтоб уж никто не услыхал, как голос его дрогнет, если снова что скажет.

И тут с улицы визги и писки ребячьи раздались. Нежданка на стуле своем подскочила, к окну бросилась. А там Олег с Игорем на горке катаются румяные — смеются да толкаются в игре, а дружинник молодой, еще безусый, ловит их, как скатятся, да вверх в небо подкидывает.

Живы! Уфф! Такой уж камень с души упал.

Враз Нежданка рыдать перестала, платочек подальше отложила, смотрит на Прозора вопросительно.

— Морица пропала, — наконец, он главное сказал. — Два дня уж как нет нигде, сыскать не можем.

Вот уж потеря — так потеря! Нежданка бы хмыкнула, не удержалась, коли бы княгиня рядом не сидела.

Ее саму, Нежданку, у тетки Любавы на краю земли нашли, а княжна у них закатилась куды, как горошка махонька, — совсем пропала?

— Я в Медоварах была, — на всякий случай всех предупредила.

Чтобы уж не думали, что и энта козня — ее рук дело. Ежели она один раз Морицу в амбаре заперла, это ж не значит, что теперь кажный раз с нее первый спрос за злыдню.

— Да, тебя никто не обвиняет, — махнул уж Прозор рукой.

Платочек беленький у него из рукава сам вылетел да на пол упал. В лебеденка, однако ж, не превратился. Гусенком толстым к двери побежал, Прозор уж отворил, чтоб под ногами не мешался, со своим «Га-га-га» в разговор не встревал.

Нежданка совсем растерялась. Коли не обвиняют ее, причем уж тогда она и княжна Морица? Снова взгляд с Прозора на князя переводит да обратно.

Как-то не подробно в энтот раз излагают, ничего пока не понять.

— Сыскать помоги, — Прозор попросил. — Не знаю, как ты это делаешь, но больше уж никто не сумеет. Что у девок в голове под кудрями — не дано мне постичь, а ты, мож, и разгадаешь.

Вона в чем признался.

Морицу искать?!! Ей, Нежданке?!! Какой странный день, однако…

— Славка, помоги, — взмолилась княгиня. — Дочь она мне…Так уж сердце за нее болит, да так уж мало я об ней знаю.

— Да, она мне тоже свои тайны не сказывала, — хмуро бывшая нянька откликнулась.

— И, кому песни слагала, не ведаешь? — строго Прозор спросил.

Девка только башкой лохматой помотала.

— Знаю, что к кому-то на свиданки в амбар бегала, — Нежданка уж честно ответила. — А к кому, мне уж и без разницы. То лучше у чернавок спросить, особенно у тех, кого она обижала. Девки промеж собой завсегда шепчутся, жалуются друг дружке, да предупреждают…

— Ну, вот — перва толкова мысль ужо появилась, — похвалил ее Прозор. — Так потихоньку и размотаем энтот клубочек.

— Спасибо тебе, — выдохнула княгиня.

Да за что?! Вроде ничем пока не помогла, а про чернавок — очевидна зацепка. Неужто сидят, два дня ревут, а никто у чернавок не спрашивал? Совсем что ли за людей их считать перестали, с мебелью дубовой равняют?

— Может, ты сама с девками потолкуешь? — Прозор уж дальше свою линию гнет. — Побаиваются они меня, кажется… А тебе вдруг и расскажут что важное.

«Побаиваются»? Серьезно? Он так это называет? Побаиваются они мышек в амбаре. А Прозора все боятся до ужаса, до дрожи в коленках, до обмороков.

— Ну, ладно, могу потолковать, — хмуро Нежданка откликнулась. — Да, они меня, чай, тоже за подругу не признают.

— Все ж тебе больше скажут, чем мне, — как-то уж слишком бодро он заключил. — Пойдем, начнем уж разбираться, и так много времени потеряно.

Для княгини напоказ старается — то понятно, надежду в нее вселяет. Да испортить все легко любым неверным шажочком.

Прозор уж к двери подошел, Нежданка не двинулась с места — морщит лоб, патлы на палец накручивает — думает, что на самом деле поможет.