Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Общее число убитых и замученных в Латвии советских военнопленных, по данным Чрезвычайной государственной комиссии, составляет 327 тысяч человек [897]!
* * *
На территории гитлеровской Германии положение советских военнопленных было не лучше, чем в «генерал-губернаторстве» и на оккупированных территориях СССР. Об этих условиях знали военнопленные других государств, находившиеся в лагерях по соседству со шталагами для советских военнопленных.
В качестве примера приведу картину прибытия транспорта советских пленных в шталаги Германии в ноябре 1941 года, которую видели французские военнопленные. Эти соседи советских людей по плену так описывают условия, существовавшие в шталагах для военнопленных из Советского Союза:
«Русские шли в колонне по 6 человек, держась за руки, так как никто из них не в состоянии был передвигаться самостоятельно. Они были очень похожи на бродячие скелеты… Их лица были даже не желтые, а зеленые, у них не было сил двигаться, они падали на ходу целыми рядами. Немцы бросались на них, били их прикладами ружей, избивали кнутом… При виде всего этого французы стали кричать, и немцы заставили нас возвратиться в бараки. В лагере русских тотчас же распространился тиф; из 10 тысяч прибывших в ноябре к началу февраля [1942 года. — Ш. Д.] осталось 2500.
…Русские военнопленные, еще не будучи мертвыми, были брошены в общую могилу. Мертвых и умирающих собирали между бараками и бросали в тележки. Первые дни мы еще видели трупы в тележках, но так как германскому коменданту было не очень приятно видеть, как французские солдаты приветствовали своих павших русских товарищей, впоследствии трупы покрыли брезентом» [898].
В шталаге Хаммельбург (зимой 1941/42 года) около 1500–2000 советских военнопленных были размещены в неотапливаемых конюшнях без нар. Они прибыли после четырёхдневного переезда в наглухо закрытых вагонах, истощенные и голодные. По описанию одного из лагерных охранников, в лагере свирепствовал ужасный голод, пленные копались в кухонных отбросах, ища что-либо съедобное. Не менее страшной была и «медицинская помощь». При таких условиях, не удивительно, что в течение 14 дней умерло несколько сот человек [899].
Военно-промышленные предприятия Германии, использовавшие, а вернее, эксплуатировавшие даровую или почти даровую рабочую силу военнопленных, находились в руках германских промышленников, извлекавших из этого рабского труда миллионные прибыли. Но чтобы прибыли эти стали еще большими, необходимо было насколько возможно снизить жизненный уровень этих рабочих, или. скорее, пленных рабов.
Опишем в качестве примера положение примерно 1800 советских пленных в лагере на Раумштрассе в Эссене:
«В помещениях, предназначенных нормально для 200 человек, «жило» в среднем по 300–400 пленных. Пол — каменный. Матрацы кишели клопами. Помещения эти никогда не отапливались, даже зимой. Питание состояло из жидкого, грязного, с песком «супа» из гнилой и вонючей капусты. Миски, из которых ели этот суп, использовались также для мытья и отправления естественных надобностей, поскольку после тяжелой и изнурительной работы пленные уже не имели сил подняться со своего ложа. Пленных будили в 3 часа ночи. Во время работы их избивали резиновыми дубинками. Работа на предприятиях Круппа была опасной и требовала большого внимания, что при полном истощении пленных было явно невозможно. Ежедневно происходили несчастные случаи. При возвращении с работы часть пленных везли на тачках или несли на руках их товарищи. Ежедневно прямо на своих матрацах умирало по 2–4 человека. Трупы их лежали иногда по нескольку дней, пока не начинали разлагаться, и лишь тогда товарищи закапывали их где попало» [900].
Д-р Головицкий, который был единственным врачом этих измученных людей, несмотря на все свои попытки облегчить положение пленных и протесты против такого положения вещей не может указать ни одного случая, чтобы совершенно изможденных людей освободили от работы хотя бы на день. Несмотря на вмешательство д-ра Майя (немецкого врача фирмы «Крупп»), которому был подчинен д-р Головицкий. им не удалось добиться ни от Круппа, ни от вермахта улучшения обращения с пленными или хотя бы усиления питания.
Некоторым дополнением к этим показаниям является служебная записка, составленная служащим конторы паровозостроительного завода Круппа в Эссене неким Зэлингом и дополненная его начальником Тейле, — о совещании в отделении Германского трудового фронта (ДАФ) 20 февраля 1942 года по вопросу питания 25 советских военнопленных, выделенных для работы в цехе строительства котлов того же завода. Из этой записки явствует, что между 4–5 часами утра, перед выходом на работу, они получали 300 граммов хлеба, чего должно было «хватить» им до конца работы, то есть до 6 часов вечера [901].
Когда Тейле вмешался и поднял вопрос об этом голодном «пайке», некий д-р Леман из Эссена бросил реплику, что «русских военнопленных не следует приучать к западноевропейскому питанию». Поскольку голодающие и изнуренные пленные не выполняли дневного производственного задания, упомянутый Зэлинг выделил этим людям, по приказу своего шефа Тейле, дополнительно порцию молочного супа из кухни района Вейдкамп. Эта мера вызвала немедленную реакцию со стороны отделения ДАФ, которое отменило дальнейшую выдачу такого супа (его успели выдать только один раз). Представитель ДАФ на этом совещании некий Приор в очень резкой форме обвинил Зэлинга в том, что тот «заступился за большевиков», и сослался при этом на известные распоряжения правительства третьего рейха [902].
Вот реплика Зэлинга, содержащаяся в его служебной записке:
«Я особенно старался тогда разъяснить Приору, что русские военнопленные были нам выделены в качестве рабочей силы, а не как большевики. Люди эти изголодались и не были в состоянии выполнять у нас тяжелые работы по строительству котлов, на которые они назначены. Больные люди являются для нас балластом, а не помощью в производстве. Г-н Приор заметил на это, что если не годится для этого один, то найдется другой, а большевики — это люди без души.
Если их вымрет даже сто тысяч, то взамен мы получим другие сотни тысяч. На мое замечание, что при такой текучести мы не достигнем цели, а главное — не обеспечим локомотивами германские железные дороги, которые настаивают на сокращении сроков поставок, г-н Приор ответил: поставки — это дело второстепенное» [903].
Пожалуй, трудно более