допустить, что возможны и танцы, так сказать, „бессодержательные“, не имеющие сигнального значения.

Мы проверили это явление много раз и на разных семьях. На пасеке кафедры Тимирязевской академии Губин поручил нескольким студентам провести осмотры семей в ноябре — декабре, и все подтвердили: да, свет лампы может выводить некоторых пчел из их дремотного состояния и побуждать к танцу.

Ни в статьях Фриша, ни в статьях его учеников о таких танцах ничего не говорилось…

Но как же тогда их согласовать с учением Фриша о „языке“ пчел?

Мне предстояла нелегкая задача: во время перерыва пробиться через окружавшую Фриша толпу, не менее плотную, чем пчелиная свита на сотах, и высказать ему свои соображения при полной аудитории, громко, да к тому же еще и по-немецки.

Почему было не привезти на конгресс номер московского „Пчеловодства“, в котором была напечатана статья о танцах пчел в зимующем клубе?! Отдал бы, попросил прочитать — и точка.

Но все произошло иначе.

В начале перерыва меня окликнул профессор Гетце из Боннского университета.

— Не так-то просто найти нужного человека в этой массе народа! Не правда ли? — спрашивает он и, не дожидаясь ответа, переходит к делу: — Что нового у вас относительно танцев пчел в зимующем клубе?

— Постойте, а откуда вам об этом известно? — изумился я.

— Еще в 1951 году, как только журнал с вашей статьей пришел в библиотеку „Би Ризерч Ассосиэйшн“, доктор Ева Крейн сообщила профессору Фришу содержание публикации. Ваше первое сообщение мы проверили, оно точно. Недавно в Париже проходил международный симпозиум об инстинкте и поведении животных. Доктор Фриш читал там доклад о языке пчел и отметил ваши наблюдения. Он вполне согласен: танцы пчел, которые еще не вылетали из улья, ждут объяснения, иначе существующая теория ставится под вопрос. Эта тема как раз и поручена мне.

Фриш, в общем, — продолжает доктор Гетце, — принял также ваше объяснение для случаев, когда наводящие указания танца приводят к ошибкам. Ну, а ответ на соображения о конкурентной роли наземных ориентиров в полетах пчел, для которых компасом служит небесное светило, вы, конечно, читали в журнале „Натурвиссеншафтен“? Нет? Почему же? У меня есть экземпляр, могу его вам дать. Статья так и называется: „Небо и Земля в конкуренции. О сравнительном значении ориентиров в полете пчел“.

Исследования будут продолжены. В них участвует и Линдауер…»

Запись в дневнике одного из рядовых советских участников Венского конгресса 1956 года показывает, с каким вниманием всю свою жизнь относился К. Фриш ко всем работам, связанным с изучением «языка пчел».

17

Почти десять лет после конгресса в Вене Фриш готовил свой главный труд, в названии которого поэтическая метафора слилась со специальным термином, с научной формулировкой.

«Язык танцев и ориентировка пчел» — сочинение в некотором смысле исключительное. Не так уж много существует отчетов об исследовании одного явления одним и тем же человеком на протяжении пятидесяти с лишним лет. Школьный инспектор определенно ошибся, посчитав своего воспитанника неспособным сосредоточиваться.

Десятилетиями вникал в тайная тайных пчелиного полета Фриш, изучая, однако, не крылатое устройство, которое, преодолев силу земного притяжения и сопротивление воздушной среды, перемещается в пространстве. Механику полета он оставил для других. Он не занимался также полетами матки и трутней, а из всех полетов рабочих пчел сделал предметом изучения лишь те, что связаны с заготовкой кормовых запасов, со сбором нектара и пыльцы.

У Фриша была одна центральная задача: постичь аэронавигационную ориентировку в рейсах, совершаемых от ульевого летка к цветкам и обратно в гнездо.

Опубликованная в 1965 году монография — отчет и о собственных опытах, и о работах учеников в разных странах.

Именно в это время американский биолог А. М. Веннер, тоже занимавшийся передачей информации в недрах пчелиной семьи, стал склоняться к мысли, что сборщицы хотя и танцуют на сотах, но танцы их не имеют сигнального значения, не передают никаких сведений. Только человек, считал Веннер, вооруженный угломером, хронометром, актографом и прочими инструментами, может определить по характеру и темпу танца, откуда прилетела сборщица; человек, но не пчелы, — по его мнению, танец просто высылает в полет новых сборщиц, но адреса им не дает. Все дело в обонянии. Пчелы доставляют в улей на своем теле запах тех цветков, которые заслуживают внимания свободных фуражиров…

Прочитав и перечитав статью критика, Фриш вспомнил присловье о старых дураках, которые, дескать, глупее молодых, и добавил, что, хоть выступление Веннера и обещает наделать шума, оно окажется громом из ничего, а вовсе не той американской бомбой, которая сможет смести институт и его многолетнюю работу. После этого в течение недели из него нельзя было вытянуть ни слова.

А на восьмой день план новых опытов оказался обдуман до деталей.

— Итак, по Веннеру, в улье не понимают значения сигнала, заключенного в танце. Что ж, спросим у пчел, действительно ли они ориентируются только по запаху… Вот это и будет сюжетом опыта. Попробуем сбить пчел с толку, заставим их танцевать беспорядочно. В роли дирижеров танца нормального, содержащего сигналы о местоположении взятка, выступают, мы в этом убедились, два начала — Земля и Небо; точнее — в улье сила притяжения, когда она направлена вдоль длинной оси тела, а под открытым небом — солнце, поляризованный солнечный свет.

Уберем дирижеров!

Закрепив соты в наблюдательном улье, Фриш опрокинул его, чтоб сот принял строго горизонтальное положение. Одновременно он закрыл для пчел небо над ульем светонепроницаемым экраном. Пусть танцуют вслепую!

Действительно, танцы постепенно утратили однообразие. Еще несколько минут назад прилетевшие домой с кормушки к северу от улья сборщицы, выписывая фигуру восьмерки, поворачивали вправо и влево, а прямые пробеги с виляющим брюшком, связывающие полукружия восьмерки, совершили головой к северу. Теперь пробеги воспроизводились каждой пчелой по-своему, беспорядочно.

А результат? Куда теперь летали мобилизованные пчелы?

Приманки с сиропом в плошках на ароматизированных подкладках располагались вокруг подопытного улья, рядом стояли наблюдатели. Поступающие от них донесения говорили: сборщицы-новички, завербованные танцовщицами-фуражирами, отмечены и на севере, и на юге, и на востоке, и на западе, то есть на всех направлениях.

Тогда был убран экран, закрывающий улей сверху. Беспорядочные разнонаправленные танцы уже через несколько минут прекратились. Послушные указаниям возвращенного небесного дирижера, пчелы дружно совершали пробеги в направлении кормушки, где только что нагрузили зобики сиропом. А поток устремился на север — именно к той кормушке, с которой прилетели танцевавшие пчелы. Остальные приманки вокруг улья опустели. Но стоило только вернуть экран на старое место, закрыв небо над