Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут чья-то рука постучала по стеклу у самого ее уха, и Грейс вздрогнула от неожиданности.
Нога легла на педаль газа, даже когда рука потянулась к рычажку управления стеклом. Вежливость боролась с желанием сбежать.
Затем Грейс заметила, что в стекло постучала женщина гораздо старше ее, одетая в толстый пуховик, застегнутый под горло.
– Э-эй, – протянула незнакомка. Грейс нажала на рычажок, и стекло медленно поползло вниз.
– Чем-то могу помочь? – спросила женщина.
– О, нет-нет, спасибо. Я просто…
Однако Грейс не смогла с ходу придумать, что она «просто».
– Я просто проезжала…
Женщина впилась в нее пристальным взглядом. Похоже, ее что-то сильно встревожило.
– Когда же вы все уберетесь? – В ее голосе звучала не злоба, а скорее раздражение. – И вообще, на что тут смотреть? Просто смешно. Не знаю, что вы себе насочиняли.
Грейс, нахмурившись, глядела на женщину и пыталась понять смысл услышанного.
– Вам что, больше нечем заняться? Чем-то нормальным? Хотите, чтобы им стало еще хуже, чем теперь? Я вот сейчас ваши номера запишу.
– Нет, не надо, – в ужасе ответила Грейс. – Я уеду. Простите. Уже уезжаю.
– Кэрол? – раздался чей-то голос. Из дома Джонатана вышел мужчина. Высокий – гораздо выше Джонатана. Грейс сразу же его узнала.
– Я ее номера записываю, – отозвалась женщина в пуховике.
Но он уже был почти рядом.
– Я уезжаю! – вскрикнула Грейс. – Не могли бы вы… прошу вас, уберите руку, хорошо? Мне нужно стекло поднять.
– Грейс? – удивленно проговорил мужчина. – Это ведь Грейс, да?
– Кто-кто? – переспросила женщина по имени Кэрол.
– Извините меня! – сказала Грейс.
– Нет, не уезжайте!
Это был Митчелл, брат Джонатана. Грейс не видела его много лет. Со дня своей свадьбы, точнее, со дня после свадьбы, на фотографиях. Теперь он стоял рядом и говорил с ней, словно они и вправду были знакомы.
– Все в порядке, – сказал он женщине в пуховике. – Я ее знаю. Все нормально.
– Ничего не нормально! – взвилась женщина. Похоже, она восприняла подобное вторжение куда ближе к сердцу, чем Митчелл. – Сначала эти газетчики, теперь всякие зеваки. Они что, думают, что ты прячешь его в подвале? Эти люди не сделали ничего плохого, – злобно прошипела она, обращаясь к Грейс.
– Ты права, – согласился Митчелл. – Но это не тот случай. Мы ее пригласили.
«Никто меня не приглашал», – подумала Грейс, бросив на него негодующий взгляд, но Митчелл продолжал успокаивать соседку.
– Нет, я просто… – начала Грейс. – Проезжала тут поблизости и решила заглянуть и посмотреть, но не собиралась вас беспокоить.
– Прошу вас, – радушно произнес Митчелл. – Пожалуйста, идемте. Мама очень обрадуется.
Он выждал еще пару секунд. Затем почти не терпящим возражений тоном сказал:
– Прошу вас, идемте.
Грейс сдалась. Она выключила двигатель и попыталась взять себя в руки. Затем открыла дверцу, заставив их обоих отступить чуть назад.
– Меня зовут Грейс, – сказала она женщине в пуховике. – Прошу прощения, что расстроила вас.
Кэрол удостоила ее взглядом, полным совершеннейшего презрения, и отвернулась. Грейс смотрела ей вслед, пока она удалялась в свой небольшой кирпичный домик напротив Саксов.
– Вы уж меня простите за это, – извинился Митчелл. – До середины января тут творился сущий ад. Телефургоны один за другим, машины, припаркованные чуть ли не у порога. С тех пор все вроде бы немного поутихло, но иногда люди останавливаются прямо перед домом, просто чтобы посмотреть. Мама с папой из-за этого очень сдали и просто не могли нормально поговорить с соседями о случившемся. Только этой женщине в итоге открылись, чтобы излить душу. Ну это так, между нами.
«Между нами»? Да она с ним ни разу и парой слов не перекинулась за все годы, что они числились родственниками. Но Грейс понимала, почему он так сказал, так что ответила:
– Да, конечно.
– Это маленькая улочка, тут все друг друга знают. По-моему, многие из местных очень переживают из-за случившегося, но никто эту тему не поднимает, поскольку родители о ней тоже молчат. Раздражение копится и выливается вот в такие перепалки. Кэрол просто старается помочь. Слушайте, прошу вас, идемте в дом.
– Я не хотела вас беспокоить, – ответила Грейс. – Вообще-то я сама не знаю, зачем приехала. Но только не потревожить вас.
– Вы нас не побеспокоите. Слушайте, здесь слишком холодно, пойдемте уже в дом.
– Хорошо, – согласилась она, сдаваясь окончательно. Забыв, что находится на жилой улице в Лонг-Айленде, Грейс по привычке заперла машину и последовала за Митчеллом.
– Мам? – позвал Митчелл, открыв дверь Грейс.
Мать Джонатана стояла на пороге кухни. Хрупкая женщина (от нее Джонатан унаследовал стройную фигуру и узкую кость) с тонким лицом и синеватыми кругами под глазами. Ее черные глаза внимательно рассматривали Грейс. Последний раз Грейс видела ее в роддоме после рождения Генри, и с тех пор годы женщину не пощадили. Выглядела она старше своих лет: Грейс знала, что ей шестьдесят один. Еще Грейс видела ужас в ее глазах, хотя и не могла понять, спровоцировано это ее приездом или нет.
– Ну… – раздался голос с другого конца прихожей. У нижней ступеньки лестницы стоял Дэвид, отец Джонатана. – Здравствуйте! – У Грейс словно ком застрял в горле, и, не дожидаясь ее ответа, Дэвид добавил: – Грейс?
– Да, – кивнула она. – Прошу прощения за вторжение. Проезжала тут рядом.
Она осеклась. Вряд ли эти люди были так глупы, чтобы поверить в ее ложь.
– А Генри с вами? – спросила мать Джонатана. Звали ее Наоми, но у Грейс никогда не было возможности (или, если честно, желания) называть ее по имени, а не миссис Сакс. В ее голосе поначалу звучали нотки боли, но миссис Сакс быстро взяла себя в руки. Об этой семье Грейс не знала ничего, кроме того, что в ней родился и вырос Джонатан. А это значит, что они едва ли являются хорошими людьми. Или она неправа?
Грейс покачала головой.
– Он в Нью-Йорке у своего… у моего отца… Мы не… мы последнее время живем в другом месте. – Она гадала, понимал ли кто-нибудь, что она говорит. Грейс и сама едва понимала. – Если честно, я сама не знаю, зачем приехала.
– Ну, вероятно, мы
