«Да вы хоть понимаете, что такое бессмертие? — кипятится скептик. — Жизнь без смерти! Такое абсолютно невозможно! Разве что в легенде, но никак не в действительности».

Смотря в какой действительности, милейший вы наш московский Кант, он же Авенариус. В колдыбанской действительности возможно абсолютно все. Не то что жизнь без смерти, но даже жизнь без жизни.

«А как же сплясать на могиле? — сокрушается циник. — Я ведь уже модельные ботинки на специальном каблуке заказал. Чтобы с шиком исполнить чечетку на могиле вашего Луки Самарыча».

Эх, старина циник, слабая у вас фантазия. А еще под Вольтера работаете. Вы вот попробуйте сплясать на своей собственной могиле. Тогда вас так долго будут вызывать на «бис», что проживете, отплясывая, еще лет сто, а то и двести. Красота! Разве что только ноги немного устанут.

* * *

Ну что, ушлый и дошлый читатель?! Небось, не меньше Геракла извелся от любопытства?! Как мы собираемся вернуть того, кого никогда и не было, со дна? А точнее, из небытия.

Ну что ж, учись, читатель, затаив дыхание.

Воскресенье. Полдень. На пляже столько народу, что негде упасть даже окурку мэра Поросенкова. Но это, как вы помните, образное выражение, ибо подчиненные нашего мэра подхватят его окурок на лету, передадут из рук в руки и по этому живому конвейеру — прямо в городской музей…

«Ну ясно, ясно, — скажет читатель. — Всё — как и в тот раз, когда вы показательно утопили Луку Самарыча».

Вот и нет! Всё не так, как в тот раз. И вообще не так. В смысле не как у всех людей. Как ни на одном пляже мира.

Никто не купается и не загорает. Более того, все и вся явились на пляж не в купальниках и трусах, а в двубортных костюмах и в вечерних платьях.

Песок застелен ковровыми дорожками. На них установлены рядами столы, которые ломятся от напитков и закусок. Цены, правда, тоже заломлены такие, что руки ломит, когда расплачиваешься. Зато на сей раз широкие гостевые массы встречают широкой профессиональной улыбкой асы официантского дела из плавучего ресторана «Парус». Сразу видно: спецобслуживание. А значит — праздник. Причем не для интуристов, а для своего народа. Диво!

Звучат оркестры. Большой духовой и малый симфонический. Не по радио, а прямо посреди пляжа.

А вон там, вдалеке — что это? Никак спецы трижды закрытого предприятия Минобороны с поэтическим названием «Ласточка»? Значит, намечается праздничный фейерверк.

А вон и «скорая помощь». Для тех, кто будет падать навзничь. Вон и спецмашина городского вытрезвителя. Для тех, кто падет на четвереньки. Вон и лучший оперативник гормилиции лейтенант Трехкулачный. Для тех, кто будет стоять на ушах.

Но хватит о деталях. Все взгляды устремлены на высокий помост, срочно воздвигнутый у самой кромки Волги. На помосте — трибуна, длинный стол, стулья и корзины цветов. Все взято со сцены сажевого Дворца культуры, где обычно проходят самые торжественные городские собрания. Трибуна, естественно, красная. Полотнище, которым обернут по фасаду помост-сцена, тоже красное. Аршинные буквы возвещают:

«ЛУКА САМАРЫЧ ВОЗВРАЩАЕТСЯ!»

Сверкают микрофоны, усилители, а также, несмотря на яркое солнце, юпитеры. Это — по просьбе местного телевидения. Предусмотрено абсолютно все. Вплоть до глушителей сердечных вздохов Романа Ухажерова, ибо при виде своей Рогнеды Цырюльниковой колдыбанский Вертер не раз заглушал своими вздохами не только супердинамики гастролирующего симфоджаза, но даже рев реактивных двигателей предприятия «Ласточка» во время правительственных испытаний.

И вот большой духовой оркестр умолкает. Малый симфонический — тоже. Хотя, впрочем, его и не было слышно. На помост-сцену взбегает бывший трагик губернского драмтеатра, а ныне тамада колдыбанских свадеб, юбилеев и презентаций, а равно ведущий главных городских торжеств Тигран Львович Леопардов. Зычным голосом, поставленным по системе Станиславского так, что его не берется передразнивать даже нахальное эхо Жигулевских гор, возглашает:

— Торжественный митинг, посвященный возвращению Луки Самарыча, объявляется открытым!

Сначала выступал мэр Поросенков.

— Уважаемые налогоплательщики, дорогой мой электорат! — приветствовал он собравшихся. — Разрешите мне от всей души…

Губернаторские шпионы тут же навострили уши. Не осмелится ли Поросенков накануне колдыбанских выборов впасть в популизм, то есть критиковать ради своей популярности губернские власти и лично Свинокотлетова.

Оно так и случилось. Наш отважный мэр крыл губернских хапуг и особенно ненасытного Свинокотлетова от всей души. И даже колдыбанским высотным матерком.

Однако губернаторские шпионы ничего с этого не поимели. Потому как усилиями ассистентов Поросенкова в нужное время в нужном месте появилась Рогнеда Цырюльникова. В то же мгновение вздохи влюбленного Ухажерова заглушили все звуки в радиусе не менее километра.

Слушателям это ничуть не помешало. Они прекрасно понимали, кому мэр отважно грозит кулаком и что означают его красноречивые жесты в манере азиатских торгашей на колдыбанском рынке. Все ясно и понятно, но… к делу не пришьешь.

Вот мэр уже раскланивается. Тогда и были включены глушители вздохов Ухажерова. Отважному мэру бурно аплодировали. Даже губернаторские шпионы не могли скрыть восторга. Позавидовали бы даже депутаты Госдумы, которые, поднимаясь на трибуну, думают только об одном: как бы не проколоться перед президентом. И потому обязательно прокалываются…

Затем по старой советской традиции на трибуну поднялся «красный» директор орденоносного сажевого комбината Непужайбабко:

— Позвольте заверить, что труженики…

Далее все было слово в слово, как и при советской власти. С той лишь разницей, что вместо родной Коммунистической партии, родного Советского правительства и дорогого Политбюро верноподданный Непужайбабко с чарующим хохлацким акцентом славил родной МВФ (Международный валютный фонд), родную ВТО (Всемирную торговую организацию) и дорогой ВКЭС (Всемирный картель экспортеров сажи).

«Красный» директор пообещал всему белу свету, во-первых, повышение качества своей продукции. Колдыбанская сажа будет еще чернее! Во-вторых, орденоносный комбинат гарантирует и количество. Колдыбанские труженики готовы завалить своей сажей хоть белоснежные Альпы, хоть Кордильеры, хоть Гималаи. Можно всё сразу. Колдыбанские передовики сделают это с чувством высокой ответственности, а равно с чувством высокой гордости за то, что мир от их сажи станет еще чище и светлее…

И вот лучший церемониймейстер города Тигран Леопардов, изображая голосом по системе Станиславского тысячу положительных эмоций, выкрикивает в микрофон:

— На сцену приглашаются единомышленники и соратники нашего любимого Луки Самарыча. Незабвенного и легендарного. Прошу ваши аплодисменты!

Пляж разразился бурной овацией.

Ну что ж, начнем, пожалуй. Кажется, так говорил Евгений Онегин перед тем, как ухлопать ни за что ни про что своего дружка Ленского.