— Нет, боюсь, что нет. — Он слушал ее. Лицо его было замкнуто и сурово. Внезапно он вскочил, словно подхваченный зловещей, демонической силой. Он смотрел на нее и тихо говорил, в голосе его звучала угроза: — Однажды я уже предупреждал вас, что не позволю кому бы то ни было использовать меня как игрушку в своих руках. Я, конечно, могу ради Элен пойти на эту сделку: пусть окружающие думают, что мы помолвлены. Но я должен сказать ей всю правду во избежание дальнейших недоразумений. Надеюсь, я достаточно ясно выразил свою мысль? Ну а что касается Алексы и Чарльза, так вы прекрасно знаете, что он охотится за ее деньгами, ее богатством. Или это еще одна удачно состряпанная вами брачная сделка? И люди из вашего окружения уже сообщили ей, что сегодня будет объявлено о моей помолвке с Элен?

Маркиза засмеялась серебристым смехом:

— Мой милый Николас! Ты говоришь так, будто… Не знай я тебя так хорошо, можно было бы подумать, что ты влюбился! Как интересно!

Он собирался было выйти из комнаты, но повернулся и тихо сказал:

— Думаю, что вы меня совсем не знаете.

Дверь за ним захлопнулась. Аделина задумалась. Она нетерпеливо дернула за шнур звонка. Сначала заняться важными делами! Бал и второстепенные неурядицы потом! Надо поговорить с Ньюбери и, может быть, даже с Чарльзом. Подбодрить и поддержать его.

Все разворачивалось как по нотам, словно по желанию маркизы, правда, сама она и не ведала того, что происходит. Чарльз и Алекса медленно поднимались по лестнице, в то время как Николас (лицо было чернее тучи) стремительно спускался, едва не налетев на них. Он едва успел остановиться на верхней ступеньке. Его глаза презрительно прищурились. Он задержал свой взгляд на побледневшей Алексе, окинув ее с ног до головы. Алекса поспешно отвернулась, Чарльз держал ее за руку — ничто не ускользнуло от внимания Николаса. Невозможно, было обойти его. Он нарочно загородил им дорогу, с возмущением подумал Чарльз, лицо его покраснело.

— Ох, какое совпадение, глазам своим не верю. Как быстро леди заключает и расторгает помолвку! Мне только что сказали. Еще неофициально?

— Эмбри, если ты намереваешься устроить сцену…

— Сцену? — Николас говорил нарочито медленно. — Да чего ради устраивать сцену и по какому поводу? Но признаться, мне обидно, что вы оба не сообщили мне об этом, ведь мы такие близкие друзья. Или все это было вызвано какими-то безотлагательными обстоятельствами?

— Если ты позволишь, я и Алекса хотели навестить мою бабушку, — сдержанно сказал Чарльз.

— Но Алекса еще ничего не сказала мне, не знал я, что она может быть такой молчаливой и послушной. Не надо винить себя, дорогая Алекса, что ты передумала, хотя ты могла бы сказать мне об этом и вчера ночью.

— Но ты… — начал было Чарльз, но Алекса, уцепившись еще крепче за его руку, вызывающе дерзко взглянула на своего мучителя.

— Сейчас же остановись!.. Прекрати этот… этот лицемерный фарс, ты слышишь меня? Отправляйся к своей невесте и оставь меня в покое!

Он не обращал ни малейшего внимания на Чарльза, как будто тот и не существовал вовсе. Он схватил ее руку, цеплявшуюся за перила, и стал разжимать пальцы.

— Алекса, да скажи же мне правду! Ты что, решила выйти замуж за Чарльза? Вот как? Да почему? Ради всего святого, ответь мне!

Она пыталась высвободить свою ноющую руку, он крепко держал ее за запястье. Алекса была на грани истерики, голос ее срывался.

— Я… я люблю Чарльза, слышишь? Я… я всегда любила его и хочу выйти за него замуж. Тебе этого мало? Мало? Оставь меня в покое. Никогда не хотела бы я вновь повстречать тебя! Я… Уйди от меня! Отпусти меня!

— Тебе что, неясно, что тебе сказали, мерзавец? — возмущенно сказал Чарльз. — О Боже, если бы у меня был пистолет…

— У тебя его нет, Диринг. А у меня есть нож, в этом убедились твои мерзавцы вчера ночью. — Голос Николаса стал угрожающе любезным. — Да, что касается моего ответа… Я не хочу очутиться в положении проигравшего игрока — позвольте мне поздравить будущую невесту и поцеловать ее! Очевидно, я не буду в числе приглашенных на свадьбу…

Он застал ее врасплох — будь он проклят, проклят! — резко отпустив ее руку, он неожиданно повернул голову и поцеловал ее. Алекса не помнила, как долго это продолжалось, он пробудил в ней все чувства и желания, о которых она старалась забыть, и эта цепочка, опоясывающая ее бедра… Он знал и помнил об этом! Ни один мускул не дрогнул на лице его, но в глубине его зеленых глаз она увидела мерцающую страшную силу. Он был похож на гибкого, крадущегося барса, в минуты опасности бьющего своим хвостом-хлыстом по земле. Он знал, чувствовал ее состояние, и она ненавидела его за это, за этот издевательский, дразнящий прощальный поцелуй. «Прощай, моя лгунья!» Да как только смеет он называть ее лгуньей!

— Алекса, милая, обещаю вам, что никогда в жизни не позволю себе столь грубого обращения, если бы я знал… Вы дрожите, любовь моя. Неужели он так напугал вас?

— Он… Одним внешним видом своим он выводит меня из себя! Разве я виновата в этом? Ведь вы видели, как он ведет себя, как обращается со мной! Порой мне бывает так жаль, что я не родилась мужчиной! Ведь так легко погубить репутацию женщины, а не мужчины, как бы возмутительно он ни вел себя! То, чем мужчина гордится и похваляется, для женщины считается постыдным! Это так типично для нашего общества. Какая несправедливость!

— Что случилось? А, милые тешатся! — Маркиз Ньюбери стоял на нижней ступеньке лестницы. Лицо его, как всегда, выражало холодное равнодушие. Алекса вспыхнула. Интересно, много ли он мог услышать и увидеть.

Пока она обдумывала ответ, лорд Диринг гневно воскликнул:

— Это невыносимо! Видели бы вы, как вызывающе и нагло он вел себя! Двусмысленности, дерзкие выпады, инсинуации — никакого раскаяния, бессовестный! Это просто возмутительно! Он схватил мою невесту за руку — заметьте, в моем присутствии — и, несмотря на ее сопротивление, поцеловал ее на прощание, так он сказал. Он не знаком с правилами хорошего тона и совершенно не умеет вести себя. Вы не можете, как глава семьи, допустить столь оскорбительного, возмутительного поведения лорда Эмбри! Это — оскорбление всем нам.

— Боюсь, что Эмбри сознательно относится с пренебрежением к общепринятым нормам нашего общества. — Намеренно меняя тему разговора, Ньюбери спросил: — Почему бы всем нам не подняться в комнату моей матери? Думаю, уж она-то знает, что следует предпринять в данной ситуации. — Он строго посмотрел на Алексу и жестко сказал: — И уверяю вас, леди Трэйверс, это будет предпринято!

Алекса еще раньше говорила с маркизом Ньюбери. Это было легче, чем она предполагала. Ей не пришлось смотреть ему прямо в глаза: она могла отвернуться или смотреть вниз во время своего рассказа, предназначенного им обоим, — ему и Чарльзу, который старательно ей подсказывал. Маркиз заверил ее, что польщен тем, что она была так откровенна с ним в достаточно болезненном для нее вопросе. Но ни голос его, ни манера поведения не выражали ничего, кроме вежливого участия и поддержки, а она ведь фактически сдалась на его милость. Она не показала виду, что знает, что Ньюбери спрашивал о ней, он хотел ее, об этом сообщила ей Соланж. И намеком не выдала, что знает о существовании и истинном значении подвального помещения в доме тайных свиданий. Только не думать об этом! Иначе можно выдать себя, невольно вздрогнув под его взглядом.