Занавески на окне закачались от ветра. Я раздвинул их. Однако за окном ничего не было видно – вокруг рамы налип снег, а стекло покрывал иней.

Я вернулся к столу. Теперь, как мне казалось, я понял, что находилось за невидимым окном. Это была рука. Рука О Ёнчжэ, которая сотрясала мою жизнь. Я был йо-йо, подвешенным к его пальцам. О Ёнчжэ кидал меня в разные стороны и, подбрасывая, снова притягивал к себе обратно. Он семь лет ждал этого момента. Он не желал дать мне хоть где-то задержаться надолго. Это была его первая цель. Я должен был скитаться, переезжая с места на место, чтобы никто не интересовался мной, даже если я исчезну навсегда. И заодно он наслаждался своей местью. Можно ли позволить сыну убийцы своей дочери жить спокойно? Даже если обязательно настанет момент, когда он меня убьёт? Все эти семь лет я убегал от него изо всех сил, и однако всё это время я был у него в руках. Я осознал это только сейчас; Сынхван, думаю, знал об этом давно. А О Ёнчжэ было известно, что Сынхван под него копает. Возможно, он знал также и о том, что Сынхван пишет про него роман.

Я вскипятил воду и заварил очень крепкий кофе, от которого сводило всё во рту. Всех этих шумных летучих мышей я отловил и запер в дальнем уголке своего сознания. Я отбросил также беспокойство о Сынхване и начал размышлять над советом Мун Хаён.

Мои кроссовки «Найк» были приглашением О Ёнчжэ. Я думаю, что с наступлением утра за мной придут «охотничьи собаки». Однако я не намерен их ждать. Я не собираюсь допустить, чтобы меня, как и семь лет назад, похитили во сне. А бежать я и вовсе не планирую.

Я достал чистый лист бумаги и взял ручку. Мне не понадобилось и десяти минут, чтобы написать то, что я хотел. Я, можно сказать, не сочинял, а просто писал под диктовку то, что я много раз мысленно писал в своём сердце и стирал. Такой текст люди обычно называют предсмертной запиской, но у меня для него другое название – «Сани», сани с собачьей упряжкой, которые отвезут добычу к охотнику.

Письма Мун Хаён, рукописи Сынхвана и его материалы я положил в коробку и спрятал её в вентиляционном люке под потолком в туалете. На стол я положил кроссовки и ноутбук Сынхвана. В ноутбуке остались только тексты, которые Сынхван писал и обрабатывал для одного писателя. Приведя комнату в порядок, я принялся за джинсы. Я немного распорол на них пояс, достал лезвие для бритвы и положил его в прорезь. Затем снова слегка зашил пояс по шву, чтобы его можно было легко оторвать. Небольшой кусок торчавшей нитки я засунул внутрь джинсов. На руку я надел часы Сынхвана с функцией диктофона. Потом я надел на себя пуховик, положил в карман завещание, надел кепку, а поверх неё прикрепил фонарик. Что касается ножа для погружений, я взял его было в руку, но недолго думая вернул на место. Я был на сто процентов в безопасности. До получения тела отца оставалось более девяти часов. До этого времени я не смогу умереть, даже если очень этого захочу, Ёнчжэ мне этого попросту не позволит.

Около полуночи я вышел из дома. Я смотал в кольцо бади-лайн, повесил его на плечо и пошёл в сторону маяка. Свет маяка мерцал над морем, словно танцуя. Было такое ощущение, будто ветер управляет даже световыми волнами. Между бликами света то появлялся, то исчезал тёмный горизонт. Я подумал о двенадцатилетнем мальчике, который стоит за спиной у времени. О чём мечтал мальчик, стоя на краю поля сорго и глядя на свет маяка за горами? Что он представлял себе, чувствуя запах моря, доносившийся сквозь туман? Что заточило душу этого мальчика в колодце посреди поля сорго? Может быть, мой дедушка, его отец? Или, как говорил папа, он сам себя заточил? Освободился ли он теперь?

За маяком был лес с красными соснами. В начале тропинки, ведущей в глубь леса, виднелись следы от машин. Видел ли я их полдня назад, когда возвращался с каменного острова? Я не мог вспомнить. Я только вспомнил мужчину, стоявшего рядом с маяком и смотревшего на меня.

Я хотел войти в лес и проверить, стоит ли там машина, но передумал. Я должен вести себя непривычно, как человек, находящийся под воздействием пережитого шока. Ещё я должен начать действовать сразу, как пойму, где находится следящий за мной человек. Все мои органы чувств пытались уловить, что происходит за моей спиной, но ничего не обнаруживали. В таком случае за мной могли следить из маяка или из леса.

Дверь на маяк была не заперта. Она плавно открылась, словно её петли были смазаны маслом. Внутри было темно. Когда я включил фонарик, перед глазами возникла винтовая лестница. Я поднялся на второй этаж. Там дверь была закрыта, поэтому я направился дальше, на третий этаж. Я однажды приходил сюда. Просто так, от скуки. Помню, что на третьем этаже была комната с выходом на галерею. Её использовал смотритель маяка, когда на маяке ещё работали люди.

Я кончиками пальцев толкнул дверь, и она сразу открылась. Я сделал шаг внутрь, потом завёл руку за спину и закрыл дверь за собой. Я перевёл рубильник на стене в верхнее положение. Удивительно, что свет загорелся. Я помнил, что в комнате было три двери. Одна дверь, через которую я только что вошёл, вторая, ведущая вверх на башню, в отсек освещения. Рядом с ней находилась ещё одна железная дверь, через которую можно выйти на галерею. Сверху там было окошко, в него можно посмотреть наружу. В комнате повсюду лежали вещи, которые оставил смотритель. Раскладушка, покрытая солдатским одеялом, деревянный стул, стол и даже маленький ручной электрогенератор. У стены прямо напротив двери, ведущей наверх, в башню, стояла железная жаровня, в которой можно было запечь большого страуса. Эта жаровня имела форму длинного ящика. Рядом с ней лежали дрова, её крышка была открыта и зафиксирована. Внутри были недогоревшие дрова. В этой комнате находились в том числе и современные вещи: электрический радиатор, мыло на умывальнике, висящее на стене полотенце, мусорная корзина, где лежали пустые коробки от готовых обедов из магазина.

Я решительным шагом направился к галерее. Когда я открыл дверь, ураганной силы морской ветер ворвался внутрь. Верёвка, висевшая на моём плече, ударила меня по лицу, и я спиной прогнулся назад. Закрыв за собой дверь, я присел на корточки и подёргал ограждение на галерее, проверяя его на прочность. Оно было достаточно крепким, так что о безопасности можно было не беспокоиться. Один конец верёвки я привязал к ограждению, а на другом конце завязал петлю и повесил её себе на шею. Я встал, ветер опять с силой ударил мне в лицо. Я невольно наклонился, схватился за перила, почти обнимая их, и посмотрел вниз.

Мой план заключался в следующем. Я спрыгну с этой галереи, совершив прыжок банджи. Однако моему плану «покончить с собой» мешал ветер. При таком ветре невозможно даже встать на перила. Значит, надо будет перелезть через них. Держась за ограждение с наружной стороны, я смогу прыгнуть, достаточно будет только разжать пальцы. Если я раскину руки, ветер бросит меня прямо на стену маяка. Тогда первой разобьётся моя голова или мне сломает бедро?

Затылком я почувствовал чей-то взгляд. Кто-то смотрел на меня в форточку. Я больше не колебался. Я поднял одну ногу и перекинул её через перила. С ноги, которая стояла на полу галереи, я перенёс центр тяжести наружу, за ограждение. Сильный ветер ударил мне в спину. Нога соскользнула, и я потерял равновесие. У меня перехватило дыхание. За мгновение до того, как ветер выбросил меня наружу, ко мне протянулась чья-то рука и схватила меня за спину. Эта рука была очень сильной. Обхватив моё туловище, она почти душила меня. Мужчина был крупного телосложения.