– Немцы подогнали крупные силы, Владимир Яковлевич, – нахмурился комдив. – Наши танки идут одни, без пехоты, поэтому в восточном направлении не прорвались. Маневрируем, но против нас ведется очень сильный артиллерийский и минометный огонь, нам не дают продвинуться вперед…

Словно подтверждая его слова, просвистела мина, рванув очень близко от КП. Когда звон в ушах утих, Марлен расслышал крик:

– Агафонова убило!

Выругавшись, генерал-лейтенант сказал:

– Значит, так. Стодолище переполнено подразделениями 145-й и 149-й стрелковых дивизий. Будем их выводить колонной, ее поведет мой начштаба[4]. А ты, Василий Герасимович, отводи танки.

– Слушаюсь.

– Будем прорываться южнее, пойдем вдоль шоссе Рославль – Москва.

– Понял, Владимир Яковлевич. Сделаем!

– Давай…

Оглянувшись, Качалов заметил Исаева с другом.

– Ну, что, герой? – усмехнулся он. – Садись, подвезу. Из пехоты же?

– Да!

– Залезайте…

Вскоре танк заревел и покатил по знакомой дороге, свернул и двинулся к Стодолищу.

Никто не готовил «тридцатьчетверки» к тому, чтобы на танковой броне разъезжала пехота, поэтому никаких скоб и прочих приспособ не было. За что ухватился, за то и держись.

Марлен пристроился за башней, примерно посередке, опираясь на три точки. Не слетит.

Танк шел лесом, и пули с передовой почти не долетали. Так только, посвистывали в вышине, сбивая шишки и хвою.

А Исаев подумал, что самый подготовленный десантник – это тот, который получил «обкатку» в бою. В Афгане или в Чечне.

Впрочем, нынче он – «царица полей», пехота. Та самая, что месила грязь от Сталинграда до Берлина. А дал бы приказ товарищ Сталин, и до Ла-Манша дошла бы, чтобы воспитать в «союзничках» скромность и смирение.

– Как ты? – громко спросил Исаев.

– Во! – показал большой палец Тимофеев.

В то время Стодолище числилось райцентром. Наполовину разрушенный поселок был почти покинут мирными жителями, зато переполнен военными. Впрочем, и «вежливых людей» осталось мало – 145-я стрелковая дивизия сильно поредела.

С июля 145-я вела тяжелые наступательные бои. Сначала выполняя задачу овладеть Малыми Хисловичами, потом прорываясь западнее Старинки.

Ныне остатками дивизии командовал генерал-майор Вольхин.

Качалов окликнул его, как только вылез из танка.

– Александр Алексеевич! Пополнение тебе привез!

Измученный недосыпом Вольхин скупо улыбнулся при виде двух заробевших рядовых. Усталый, но держится – гладко выбрит, на груди – орден Красного Знамени.

– Ну, хоть что-то… – хмыкнул он невесело. – Дрёмов!

Подбежал молодой подполковник без фуражки – его голова была обмотана окровавленным бинтом.

– Командир 729-го стрелкового полка Дрёмов! – отчеканил он, завидев командующего армией.

– Не тянись, – махнул рукой Качалов. – Забирай этих и готовься. Вот что, Александр Алексеевич, попробуем-ка мы объегорить немцев – перейдем Остёр у шоссе. Знаю, что у тебя мало людей, да что ж делать-то… Война! Сделаем так – пускай 149-я выступает потихоньку, а твои прикроют отход. Гаубичный полк тоже отведем, и артиллеристы прикроют вас.

– Все понял, Владимир Яковлевич, – серьезно сказал Вольхин. – Сделаем.

– Ну, давай…

Дрёмов поманил Марлена к себе, замечая у того «шмайссер».

– Трофей?

– Ага! Добыли в Старинке.

– Молодцы. Звать как?

– Марлен Исаев!

– Виктор Тимофеев!

Комполка кивнул. Похоже, что он просто отдыхал, пока вел беседу с бойцами.

– Служить будете в 1-м батальоне старшего лейтенанта Агафонова, во взводе младшего лейтенанта Лапина. Якушев! Ты к своим?

– Да, товарищ командир! – откликнулся кряжистый красноармеец. – Приказано патроны доставить.

– Вот тебе в подмогу, будут в вашем взводе.

Якушев глянул на «мажоров» и махнул рукой.

– Пошли!

Подхватив два ящика патронов, трое рядовых направились к окопам. Под защитой холма они поспешали в полный рост, затем, сильно пригнувшись, а потом и вовсе ползком, не поднимая головы – пули так и свистели.

Марлен полз по траве, присматривая за Витькой, и мало о чем думал. Трудное это дело – думать, когда пластаешься по горячей земле, в тебя стреляют, а ты еще тяжелый ящик пихаешь перед собой.

Неожиданно оказавшись рядом с залегшим Якушевым, Исаев спросил:

– Слушай, а какое сегодня число?

– Забыл, что ли? – хмыкнул визави.

– Запутался! – честно признался Марлен. – Пока от Смоленска шли, все в голове перемешалось.

– А, ну да. За неделю-то! Четвертое с утра.

Марлен обернулся, ловя взгляд расширенных глаз Тимофеева. Опять время шутить вздумало? Нет, это, конечно, хорошо, что август на дворе, а не октябрь. Тепло по крайней мере. Жарко даже.

И ничего непонятно…

– За мной! – скомандовал Якушев.

Согнувшись в три погибели, все трое кинулись по промоине, обегая позицию 45-миллиметровых пушек, и спустились в траншею.

Навстречу им, пригибая голову и придерживая рукой пилотку, двигался младлей, о чем свидетельствовал один «кубарь» в петлицах.

– Притащили? Норма-ально! А это кто?

– Товарищ подполковник к нам направил.

– Норма-ально! «МП-40»? Ладно, держи при себе. Марьин! Выдашь новеньким по карабину!

– Есть!

– И лопатки! Углубляться надо. Закапываемся, мужики, закапываемся!

– Во-оздух!

– А-а, едрить твою налево! «Лаптежники»!

В небе нарисовались немецкие самолеты с какими-то кривыми крыльями, не доломленными будто, а шасси у них не убиралось вовсе, зато на колесах висели смешные обтекатели, и впрямь чем-то на лапти похожие. Или на галоши.

«Юнкерсы-87» стали по очереди заваливаться на крыло и понеслись к земле, пикируя. Чем ниже они спускались, тем пронзительней, надрывней звучали сирены, выматывая душу.

Лишь бы задавить панику, Марлен крикнул:

– А зенитки где?

– А нету! – ответил младший лейтенант. – Ложись!

«Юнкерсы» сбросили бомбы и вывернули обратно, набирая высоту. Земля тяжко подпрыгнула под Исаевым, и тут же дошел тугой удар взрыва. Сверху посыпались катышки земли.