— Но ты на самом деле очень нужен мне, Джонни, — прошептала она, не обращая внимания на его насмешки. Женщина уже вошла в роль, и мысль о том, что Джонни Кэрр будет ее властелином, посылала по всему телу Джанет жаркие протуберанцы, сравнимые лишь с кипящим в тигле золотом.

Он видел, как под тонким шелком платья набухли се соски, и ответный жар растекся по всем его жилам. Однако ироническая улыбка и ленивый насмешливый взгляд не покинули лица Джонни.

— Боюсь, тебе неизвестен смысл слова «покорность», киска…

— А ты испробуй меня, Джонни. — С этими словами Джанет задрала отделанную золотым шитьем серебряную ткань своего подола, и взгляду Джонни предстала умопомрачительная картина: се розовые шелковые чулки, ослепительно белая кожа бедер и темные вьющиеся завитушки волос. — Я сделаю все, что ты захочешь, — выдохнула она.

Возможно, какой-нибудь одержимый верой монах и смог бы устоять перед таким зрелищем, но Джонни Кэрр был далек от религиозного фанатизма, а вот сексуальный аппетит его был неутолим. Вот и сейчас он почувствовал, как разгорается внутри его неудержимый огонь желания. Джанет была удивительно женственной и знала, чего добивается, не сомневаясь, что се недвусмысленные обещания произведут на лэйрда Равенсби сильное впечатление. Он не любил женщин-собственниц, он вообще не любил, когда кто-либо из женщин пытался его хоть в чем-то ограничить — в том числе и в постели.

— Одно маленькое предупреждение, — непререкаемым тоном произнес он.

— Любое!

— Только учти: то, что я собираюсь сказать, не является частью нашей игры или шуткой.

Джанет перевела дух и сделала над собой заметное усилие, чтобы поднять голову и встретиться глазами с Джонни Кэрром. Во взгляде ее читалась покорность.

— Если ты еще хоть раз посмеешь указывать мне в моем доме, я унижу тебя перед всеми, кто бы при этом ни присутствовал.

Хотя голос говорившего был мягок, угроза, явственно прозвучавшая в его словах, хлестнула графиню, словно удар бича.

— Да, милорд, — прошептала Джанет. Она привыкла играть в опасные игры, но теперь была напугана впервые в жизни и почувствовала, как от безотчетного страха по коже поползли мурашки.

— Значит, ты все поняла, — проговорил Джонни.

Раздражение, которое он испытал поначалу, все еще не улеглось, и именно оно заставило его продемонстрировать Джанет свою силу и власть. А может быть, и кое-что еще — не дающая покоя навязчивая мысль, неумолкающее желание похитить столь волнующую невинность Элизабет Грэм. Она уже превратилась для него в запретный плод, и он жаждал отведать его вкус.

— Я поняла вас, ваша милость, — покорно ответила графиня, и Джонни увидел, как жар покрыл ее грудь и изящную шею, окрасив фарфоровую кожу женщины в нежно-розовый цвет. Глаза ее были наполовину прикрыты темными ресницами.

— И не считай, что ты просто обязана играть в какие-то игры, дорогая, — с ленивым высокомерием в голосе продолжил хозяин замка. — Все равно ты окажешься в моей постели.

Графиня некоторое время молчала — не из-за того, что ее смутила не очень учтивая фраза Джонни, а потому, что она не могла решить: то ли отблагодарить его немедленно, то ли еще немного потянуть время, чтобы последующее наслаждение показалось еще слаще. Наконец она остановилась на последнем. Густой занавес ее ресниц поднялся, и Джанет посмотрела прямо в глаза возлюбленному.

— Но я хочу поиграть, — проговорила она.

— А если этого не хочу я? — Однако голос Джонни Дрожал от сдерживаемого смеха, а взгляд синих глаз, которым он ощупывал прекрасное тело сидевшей рядом женщины, утратил былую холодность.

— Я заставлю тебя захотеть…

Какая-то неподвластная разуму, колдовская сила, присущая женщинам со времен Евы, была в ее словах. И еще не знающая сомнений уверенность, в основе которой лежала вся история их прежних отношений.

— Ты ненасытная и назойливая ведьма, — с улыбкой проговорил он. — Тебе следовало бы выйти замуж за кого-нибудь помоложе.

— А ты бы хотел, чтобы я хранила верность своему мужу?

Взгляд широко открытых глаз — сама невинность! — сопровождал этот вопрос.

Джонни вздохнул. Он вспомнил об окостеневших традициях, на которых строились аристократические браки, да и о своих собственных взглядах на моральные устои, которые никто бы не решился назвать пуританскими.

— Ты права, дорогая, — пробормотал он.

— Да уж, ничего глупее не придумаешь, дорогой, — мягко поддакнула графиня. — Особенно когда подобное говоришь ты. — Она вздернула свою идеально очерченную бровь и продолжала: — Впрочем, после того как ты порезвился с большинством красоток в Приграничье — независимо от того, замужем они или нет, — мысль о верности в браке, бесспорно, должна казаться тебе крайне привлекательной.

— Ты опять права, — миролюбиво согласился Джонни, не собираясь обсуждать проблемы верности или брака как такового с Джанет Линдсей. И все же в каком-то уголке его сознания вертелась одна назойливая мысль: могла ли юная Элизабет Грэм хранить верность своему старику мужу? И если да, то как бы ответила она сейчас на призыв молодого мужчины? А на его прикосновение? Осталась бы прохладной ее кожа? Осталась бы холодной она сама или… воспламенилась бы после стольких лет воздержания?

— Ну так что, ты… будешь?

Поскольку мозг Джонни был полностью захвачен образом Элизабет Грэм в постели, он прослушал, что говорила ему Джанет. Теперь, заставив себя выбросить леди Грэм из головы, лэйрд Равенсби одарил сидевшую напротив женщину извиняющейся улыбкой и с легким вздохом сказал:

— Прости, у меня был трудный день.

— Я просто хотела узнать, не хочет ли еще вина ваша светлость, — повторила Джанет тоном, которым умеют говорить только вышколенные слуги.

Джонни помолчал, переваривая ее слова, а также резкий контраст между неприкрытой греховностью Джанет Линдсей и серьезной, сдержанной Элизабет Грэм. Однако в данный момент леди Грэм была вне его досягаемости, а от восхитительной, горячей Джанет его отделяли считанные сантиметры. Поэтому, лениво улыбнувшись, Джонни Кэрр ответил:

— Почему бы и нет.

— Действительно, почему бы и нет, ты, неприступный ханжа! — откликнулась Джанет. — Мне пришла в голову отличная мысль: связать тебя, раздеть и изнасиловать, невзирая на твои протесты и вопли о помощи.

— Может быть, чуть позже… — Его губы еще шире растянулись в улыбке.

— Ты не устал?

Это была первая искренняя фраза, произнесенная Джанет за весь вечер, хотя в основе ее и лежала сугубо эгоистическая озабоченность, — А как ты полагаешь? Мне пришлось доскакать до Харботтла и обратно! — с деланным возмущением напомнил молодой лэйрд.

— Ты никогда не устаешь, Джонни, — объявила графиня, как ребенок, высказывающий неопровержимую, с его точки зрения, истину.

И на сей раз она не ошибалась. Он действительно не чувствовал себя уставшим. Наоборот, после того как он предельно ясно сформулировал графине свой взгляд на собственную независимость, Джонни Кэрр находился в отличном настроении. Его заложница была надежно укрыта за крепкими стенами Голдихауса, торг по поводу освобождения Робби мог начаться уже завтра утром, и тогда его брат окажется дома не позже чем через неделю.