Вспомнить об этом мужчине меня заставили президентские выборы в США 2016 г., когда, казалось, некуда было деваться от твитов, речей и газетных и прочих статей, где мужчины, преимущественно белые, поносили зло, проистекающее от так называемой «политики идентичности». Через десять дней после победы Дональда Трампа The New York Times опубликовала материал профессора Колумбийского университета, политолога Марка Лиллы, который критиковал Хиллари Клинтон за ее «заигрывание с избирателями из числа афроамериканцев, латиноамериканцев, представителей ЛГБТ-сообщества и женщин»[98]. Она, по его словам, обошла своим вниманием «белых представителей рабочего класса». Марк Лилла осуждал «риторику многообразия» Хиллари Клинтон как несовместимую с «широким видением». Он усматривал связь между «узостью взглядов» Хиллари Клинтон и настроениями, наблюдаемыми им в среде учащихся колледжей (видимо, Марк Лилла увлекался трудами В.С. Найпола). Сегодняшние студенты, писал он, до такой степени помешаны на многообразии, что «на удивление мало знают о таких универсальных понятиях, как классовое разделение общества, война, экономика и общее благо».

Через два дня после публикации статьи кандидат от демократов на президентских выборах 2016 г. Берни Сандерс заявил в Бостоне, куда он прибыл в рамках турне в поддержку своей книги[99], что «нехорошо говорить: “Голосуйте за меня, потому что я женщина!”»[100]. В Австралии Пол Келли, редактор журнала The Australian, назвал победу Трампа «бунтом против политики идентичности»[101], а в Великобритании депутат от лейбористской партии Ричард Бергон написал, что эта победа наглядно продемонстрировала, «что может произойти, если левые центристы, полагаясь на политику идентичности, отказываются реформировать экономическую систему»[102].

Саймон Дженкинс из The Guardian назвал 2016 г. annus horribilis и выступил с уничтожающей критикой «апостолов идентичности», «сосредоточившихся на защите» меньшинств и тем самым убивавших либерализм. «Я не принадлежу ни к какому племени», – написал он. Он не желал «поддаваться массовой истерии». Чего он хотел, так это «повторения славной революции 1832 г.», в результате которой право голоса в Великобритании получили несколько сотен тысяч богатых людей[103]. Действительно, 2016 г. выдался ужасным.

Все эти белые мужчины сходились во мнении, что политика идентичности – всего лишь политика идентичности, то есть осознания своей принадлежности к определенной расе или определенному полу; что расовая и половая принадлежность не имеют никакого отношения к «более общим» вопросам, таким как «вопросы экономики»; что желание удовлетворить специфические потребности женщин-избирателей или цветных избирателей – это «узость взглядов»; что рабочий класс состоит исключительно из белых мужчин. Кстати, по данным Бюро статистики труда Министерства труда США, в угольной промышленности, о которой во время президентских выборов 2016 г. постоянно твердили в связи с необходимостью создания рабочих мест для представителей рабочего класса (читай: мужчин), было занято в общей сложности 53 420 человек, а среднегодовая заработная плата составляла $59 380[104]. Сравните эти цифры с численностью женщин, занятых в «женских» отраслях, то есть работающих уборщицами и домохозяйками, – 924 640 человек и их среднегодовым доходом – $21 820[105]. И кто же после этого истинные представители рабочего класса?

Этих белых мужчин также объединяла принадлежность к белой расе и мужскому полу. Я подчеркиваю это, потому что именно белая кожа и половая принадлежность заставляли их всерьез озвучивать противоречащее логике представление, что самоидентификация волнует только тех, кто не принадлежит к белой расе и не является мужчиной. Если вы, будучи белым мужчиной, привыкли к мысли, что люди – по умолчанию мужчины, причем белые, нетрудно забыть, что осознание своей принадлежности к белой расе и мужскому полу – это тоже самоидентификация.

Пьер Бурдье писал в 1977 г., что «то, что существенно, не оговаривается особо, потому что само собой разумеется; традиция молчит именно потому, что она традиция»[106]. О принадлежности к белой расе и мужскому полу молчат именно потому, что их не нужно оговаривать особо. Белая раса и мужской пол абсолютны. Они безусловны. Это настройки по умолчанию. И это очевидно для тех, чья принадлежность не «настроена по умолчанию», для тех, о чьих нуждах и мнениях обычно забывают, для всех, кто привык противостоять миру, в котором их и их потребностей как бы не существует.

Восприятие принадлежности к белой расе и мужскому полу, как настройки по умолчанию, возвращает меня к моему неудавшемуся роману (ну ладно, романам) – ведь оно неразрывно связано с ложным представлением об объективности и рациональности точки зрения мужчин, принадлежащих к белой расе, – или, по выражению Кэтрин Маккиннон, их «точки не-зрения», то есть нежелания замечать очевидное. Поскольку эта точка зрения не оговаривается как принадлежащая представителям белой расы и мужского пола (в этом нет необходимости, это норма), она якобы не может быть субъективной. Предполагается, что она объективна. Представления мужчин претендуют на объективность, более того – на универсальность.

Эти претензии неоправданны. На самом деле сознание своей принадлежности к белой расе и мужскому полу ничем не отличается от сознания принадлежности к черной расе и женскому полу. Одно исследование, посвященное отношению именно белых американцев к выборам и кандидатам в президенты, показало, что успех Трампа обусловлен «политикой идентичности представителей белой расы», которую исследователи определили как «попытку защиты коллективных интересов белых избирателей с помощью урны для голосования»[107]. Они пришли к выводу, что «симпатии избирателей к Трампу в значительной степени обусловлены» именно их осознанием своей принадлежности к белой расе. Эти симпатии объясняются также осознанием своей принадлежности к мужскому полу. Анализ роли гендерного фактора в поддержке Трампа показал, что «чем более враждебно избиратели настроены по отношению к женщинам, тем с большей вероятностью они поддерживают Трампа»[108]. Фактически агрессивный сексизм выступал таким же мощным предиктором поддержки Трампа, как и принадлежность к республиканской партии. И это удивляет нас лишь потому, что мы привыкли к мифу об универсальности мужчин.