Часы на каминной полке пробили половину девятого, а Молли все еще не было. Бидди уже не так страдала от похмелья и решила, что самое время выкурить первую сигарету. Она направилась к буфету, где лежала серебряная сигаретница, и на обратном пути подхватила оставленную Бобом газету, собираясь просмотреть заголовки. Они не сулили ничего хорошего, и Бидди поняла, почему муж выглядел таким непривычно обеспокоенным. Испания, похоже, неуклонно двигалась к кровавой гражданской войне, герр Гитлер произносил громкие речи насчет ремилитаризации Рейнской области, Муссолини в Италии похвалялся растущей мощью своего средиземноморского флота. Неудивительно, что Боб скрежетал зубами. Он терпеть не мог Муссолини, называл его не иначе как «жирная фашистская свинья» и не сомневался, что достаточно сделать пару залпов с одного из британских линейных кораблей, чтобы сбить с него спесь.

От всего этого становилось как-то не по себе. Бидди выронила газету, стараясь не думать о шестнадцатилетнем Неде, которого, случись что, могли, как служащего ВМС, запросто направить в самое пекло.

Открылась дверь, и в столовую вошла Молли:

– Извини, что я так поздно.

Бидди не оделась к завтраку. На ней был домашний халат, который она надевала каждое утро поверх ночной рубашки. Поэтому появление тщательно одетой Молли с аккуратно взбитыми волосами и скромным утренним макияжем вызвало в душе Бидди прилив раздражения.

– Нисколько не поздно. Да и какая разница! Хорошо выспалась?

– Не очень. Вскакивала всю ночь. Бедняжку Джесс мучили кошмары, она все время просыпалась. Ей снилось, что Старуха из того спектакля проникла в комнату и пытается ее поцеловать.

– А-а… Корсет и так далее. Страшнее не придумаешь.

– Она все еще спит, бедная крошка. Джудит тоже еще не спускалась?

– Наверно, собирает вещи.

– А Боб?

– Был да сплыл: работа не ждет, праздничный отпуск кончился. Велел передать тебе привет. Я подброшу вас до поезда. Угощайся – миссис Клиз приготовила сосиски.

Молли подошла к буфету, приподняла крышку кастрюльки и, поколебавшись, опустила ее. Она налила себе кофе и вернулась к столу. Бидди удивленно подняла брови:

– Ты не голодна?

– Нет, не очень. Я, пожалуй, съем гренков.

Молли Данбар была моложава и привлекательна: пышные белокурые волосы, пухлые щечки и ясные глаза, смотревшие с невинным и каким-то смущенным выражением. Она не обладала острым умом, любое высказывание с намеком или подтекстом воспринимала буквально, и до нее всегда медленно доходила соль шутки. Мужчин это умиляло, она казалась такой беззащитной, а они чувствовали себя рядом с ней такими сильными. Что касается Бидди, то ее лишь раздражала безыскусная наивность сестры. Однако сейчас она встревожилась: тонкий слой пудры не мог скрыть темные круги под глазами Молли и ее необыкновенную бледность.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Да, просто у меня нет аппетита. И еще я недоспала. – Она отпила из своей чашки. – Ненавижу, когда приходится вскакивать ночью: чувствуешь себя будто в каком-то другом измерении и все кажется гораздо ужаснее.

– Что именно?

– Ох, я не знаю… Ну, все, что предстоит сделать, когда мы вернемся домой. Купить Джудит школьную одежду, распорядиться обо всем, освободить дом, помочь Филлис найти новое место… А потом ехать в Лондон, садиться на корабль и возвращаться в Коломбо… Я выкинула все это из головы, пока жила здесь у тебя. Просто не думала об этом. А теперь придется подумать. Плюс ко всему нужно выбраться на несколько дней к родителям.

– Разве это так уж необходимо?

– Да.

– Ты просто святая великомученица! Кстати, я получила от мамы письмо.

– У них все в порядке?

– Какое там! Все плохо… как обычно.

– Я чувствую себя виноватой из-за того, что они остались одни на Рождество.

– А я – нет, – резко ответила Бидди. – Я пригласила их, разумеется. Я каждый год их приглашаю и при этом молюсь, чтобы они отказались. Слава богу, и на этот раз у них нашлись отговорки: папа так занят, дороги занесены снегом, двигатель в машине как-то странно шумит, пошаливает мамин ревматизм… Они несносны. Заплесневели в своей рутине. Что толку пытаться хоть как-то скрасить их унылое существование? У них тогда не останется повода для нытья.

– Что с них взять – старики…

– Нет, они сами сделали себя стариками! А у тебя и так проблем хватает, чтобы еще и о них волноваться.

– Ничего не могу с собой поделать. – Молли смущенно замолчала, а затем с какой-то лихорадочной поспешностью продолжала: – Весь ужас в том, что сейчас, в эту самую секунду, я бы все отдала, только бы не уезжать. Мне невыносима мысль, что Джудит останется одна, что мы будем оторваны друг от друга. Из-за этого я чувствую, будто у меня вообще нигде нет своего места. Знаешь, у меня иногда бывает чрезвычайно странное ощущение… будто я нахожусь в каком-то чистилище, между раем и адом, и сама я – что-то неопределенное, ни то ни се. Это находит на меня всегда неожиданно: едешь на лондонском автобусе… или на лайнере «Пи энд Оу», перегибаешься через перила на корме, смотришь, как пенящийся кильватер уносится в прошлое, и думаешь: зачем я здесь? И где мне предназначено быть? И кто я такая?

Ее голос сорвался. Бидди испугалась, что сестра сейчас разрыдается.

– Молли, дорогая…

– …И тогда я понимаю, что значит жить между двух миров. А самые страшные мгновения – когда эти миры сходятся, почти соприкасаются друг с другом. Как сейчас. И я чувствую, что не принадлежу ни тому ни другому. Словно я… разодрана на части…

Бидди показалось, что она поняла.

– Если это может тебя утешить, таких, как ты, женщин – тысячи… Например, жены служащих или работающих в колониях – каждая из них находится в таком же безвыходном положении…

– Я знаю. И в этом нет ничего утешительного. Я просто не могу избавиться от этого чувства неопределенности.

– Ты просто переутомилась, не выспалась. Отсюда и твоя подавленность. Это естественно.

– Да. – Молли вздохнула, глотнула еще кофе и поставила чашку. – И все равно я хотела бы, чтобы Брюс работал в Лондоне, или в Бирмингеме, или где-нибудь еще… лишь бы мы жили в Англии и все вместе.

– Уже поздновато мечтать об этом.

– Или пусть бы мы вовсе не женились. И даже никогда не встречались. Пусть бы он нашел себе другую женщину.

– Но ты вряд ли бы нашла другого мужчину, – жестоко оборвала ее Бидди. – Представь себе, что было бы тогда: жизнь в Викаридже вместе с мамой. И без прекрасных дочерей.

– Просто эта мысль о необходимости начинать все сначала, собирать пожитки… И ты больше не принадлежишь самой себе… – Ее голос затих. Несказанные слова повисли в воздухе. Молли опустила глаза, и на ее щеках проступил слабый румянец.