Наконец, подготовка к штурму завершена, и в один из осенних дней 216 года до н.э. армия Ганнибала идет на приступ римских стен.

Несмотря на отчаянное сопротивление обороняющихся, в число которых вместе с мужчинами, встали женщины, старики и дети, пунийцы, пусть и ценой огромных потерь, захватывают город. Через несколько дней падет последний оплот защитников города – Капитолийский холм.

Вскоре взяты последние, ожесточенно сопротивляющиеся римские крепости; находящиеся в Испании войска также полностью разгромлены и пленены.

Ганнибал, с полного согласия властей Карфагена и одобрения союзников, принимает решение навсегда уничтожить Рим. Неизвестно, были бы произнесены по этому поводу слова: «Рим должен быть разрушен», вошли бы они в историю, стали бы цитируемы потомками к месту и не к месту – но то, что они означают, исполнено со всем возможным старанием.

Остатки «Вечного города» сжигают и разрушают, оборонительные сооружения сносят, а место, где он стоял, перепахивают, символически бросая в землю соль, дабы даже трава не росла на месте, где стояли стены самого упорного врага пунийцев. Уцелевшие жители обращены в рабов, а владения частью отошли принимавшим участие в войне на стороне Карт-Хадашта италийским государствам, частью обрели независимость. Земли, непосредственно прилегающие к бывшему Риму, объявляются неприкосновенными. Отныне больше никогда на этом месте не будет человеческого жилья. [17]

С триумфом (впрочем, слову этому уже не суждено войти в языки многих народов), в ореоле славы победителя главного врага пунийцев, угрожавшего самому существованию державы, спасителя отечества, с богатой добычей Ганнибал возвращается в Карт-Хадашт. Коротко скажем о возможной дальнейшей его судьбе. Как известно, олигархи всегда с подозрением относились к этому выдающемуся человеку в конце концов, в нашей реальности, чтобы свергнуть его обратились к римлянам за помощью. Однако не так просто бороться с победителем смертельного врага Карфагена, ставшим необыкновенно популярным в народе, и за которым, вдобавок, стоит преданное ему войско. К тому же и среди высшего сословия насчитывается немало его сторонников. После долгих, запутанных интриг Ганнибала, сохранившего, правда, должность суффета, с почестями отправляют куда-нибудь подальше от столицы, например в Испанию, под тем благовидным предлогом, что необходимо продолжить завоевание полуострова.

Разгром и уничтожение Римского государства совершенно меняет обстановку не только на западе Средиземноморья, но и во всем бассейне и, разумеется, совершенно меняет все дальнейшее развитие сначала Европы, а затем, само собой, и всего остального мира. (13,79)

Как ни странно, можно встретить и суждение, что никаких принципиальных изменений бы не произошло, и Карфаген, в общем и целом, взял бы на себя роль Рима. По мнению видного советского историка Г. Федорова-Давыдова «история человечества практически ничего не почувствовала бы», разве что в Испании и Южной Франции говорили бы на языке, происходящем от пунического, подобно тому, как нынешние языки тамошних жителей происходят от латинского(16,Т2,39). Сходной точки зрения придерживается и В. С. Поликарпов. Согласно ему, в Европе и Азии возникла бы, на месте Римской, Карфагенская Империя, может быть, организованная на несколько других принципах.(13,75)

Примерно также считал и автор одной из лучших биографий Ганнибала – И.Ш Кораблев. По его мысли, целью пунийцев было «создание „мировой“ державы, которая бы охватила всю известную ойкумену, с центром в Карфагене». (44,179)

Автор думает совершенно иначе, и попробует доказать свою точку зрения ниже.

Прежде всего рассмотрим вопрос – мог ли Карфаген пойти по пути Рима в деле строительства мировой империи? Как представляется, на него можно дать вполне уверенный отрицательный ответ. Данный вывод можно без особого труда обосновать как всем предыдущим характером развития пунийской цивилизации, так и основными целевыми установками политики карфагенского правящего класса.

Прежде всего, Карфаген вовсе не привлекает идея завоевания Италии, как это утверждает, например, Поликарпов, тем более, что для этого потребовалась бы новая война– на этот раз уже со своими вчерашними союзниками. Совсем другое дело Сицилия. Именно за право обладания этим богатейшим островом, как мы помним, и началась первая война меж Карфагеном и Римом. Остров становится безраздельным владением пунийцев. Этруски хотя и восстановили свою государственность, уже не в состоянии вести хоть в какой-то степени самостоятельную внешнюю политику и фактически переходят под протекторат Карфагена.

Остальная Италия очень быстро погружается в хаос междоусобиц, больших и малых войн между образовавшимися здесь после исчезновения Рима небольшими государствами. При этом, пунийцы, наученные горьким опытом, бдительно следят, чтобы на Аппенинах не появился потенциальный конкурент.

И, разумеется, практичные жители Карфагена не забывают обеспечить себе режим наибольшего благоприятствования в коммерческих делах на италийских землях. Вместе с тем Карфаген не склонен оставлять в беде своих союзников по общей борьбе. Например, когда через сто лет после Ганнибала, в Италию вторгаются многочисленные германские и кельтские племена, пунийцы активно помогает отразить нашествие.

Карфаген не стремится, как это делал Рим, навязать свою политическую структуру народам контролируемых территорий. Избран несколько другой путь достижения политического и экономического господства. Карфаген осуществлял лишь, своего рода, верховный протекторат над ними, имеющий цель извлечения наибольших материальных выгод. Заключаются договоры с местными племенами, в соответствии с которыми пунийцы получают право свободной торговли на этих территориях, доступ к их рудным богатствам, права покупать землю и создавать латифундии и т.д.(13,79)

Но все внутренние дела остаются на усмотрение местной аристократии, которой оказывается заметное уважение.

Можно вспомнить, что уже Ганнибал и Газдрубал вступили в брак с дочерьми иберийских племенных князей (44,32).

Это были по всей видимости чисто политические союзы, обусловленные текущим моментом, но все же этот факт свидетельствует о достаточно высоком, в глазах карфагенян, статусе туземной знати.

Во всяком случае, ничего подобного бракам между высшими римскими аристократами и представительницами иноплеменной верхушки, в истории не было зафиксировано почти до самого конца империи. Такое было просто немыслимо. Одним из пунктов обвинения, выдвинутых Октавианом перед сенатом против Антония, была его официальная свадьба с Клеопатрой (на что не решился даже Цезарь).

Если подбирать аналогии, то колониальная политика пунийцев схожа не с римской, а с той, которую вели уже в новое время Венеция и Генуя, предпочитавшие держать под контролем торговые пути и порты, избегая больших войн, и не стремясь к захвату как можно большей территории любой ценой.