— Не знаю, — пожал он плечами. — Это не мое. Ее. У нее испрашивайте.

— Нехорошо на даму валить, — я укоризненно погрозил пальцем.

Анюту усадили на кухне, дав ей тоника отпаиваться. Она глотала его стаканами.

— Ну что, Анхен, поговорим, — я присел на стул напротив нее.

Раскололась она сразу, когда я сказал, что Горюнин вешает на нее кражу, а потому в ближайшие пару годков она не сможет принять нормальную пенную ванну.

— У Николя жена с дочкой — в Анталию. А мы тут… Ну, понимаете… Он меня попросил эти вещи подержать пока у себя. Потом сказал, что покупатель завтра придет, чтобы я привезла.

— Еще чего просил?

— Не-ет, — она всхлипнула. Осушила махом еще полстакана тоника. И зарыдала в три ручья.

Ох, не люблю эти соленые ручьи, которые текут из женских глаз. Они серной кислотой разъедают мужскую волю и решимость.

— Ну-ну, — я ласково положил руку на ее широкое плечо. И она неожиданно схватила меня за руку. И прижалась к ней щекой. Эге, этого еще не хватало.

Службу по охране Государственного русского музея к пыльной никак не отнесешь. Сержанту Саслову она была по душе. Дежурства — сутки через трое. И делать нечего. Шатайся, гонимый ветром, вдоль ограды да смотри в оба.

Впрочем, ни в одно, ни в оба никто давно не смотрел. Кто-то из роты охраны Русского музея от доброты душевной затаскивал в служебные помещения замерзших на ветру окрестных девах несколько легкого поведения. Кто-то попивал горькую втихаря. Кто-то шел в сквер «штрафовать» кавказцев.

То, что найдется ненормальный, который соберется обчистить Русский музей, не верил никто.

Дежурная оператор пульта централизованного наблюдения «Хрусталь» не верила тоже. Не поверила она и после срабатывания в три часа одиннадцать минут сигнализации.

Музей начинен всеми видами сигнализации — лучевой контактной, инфракрасной, забраться в него незамеченным невозможно. Однако аппаратура «Фольга», «Фотон», «Стекло», в общем, достаточно надежная, уже прилично состарилась и износилась и потому срабатывала несколько раз в ночь — от ветерка, от шороха, от вибрации. Да просто замыкало что-то. Поэтому сразу поднимать тревогу дежурная не стала, надеясь, что сигнал сам собой пропадет. Подняла тревогу, продублировав сигнал в дежурную часть роты милиции по охране музея, чуть позже — на какие-то одну-две минуты…

Между тем случилось то, чего никто не ожидал. Преступники использовали единственное место, где можно проникнуть в помещение, с незарешеченными окнами — восточный фасад Михайловского дворца со стороны Михайловского сада.

Их было двое. Один аккуратненько, обернутым в тряпку молотком расшарашил первое стекло, на котором не было датчиков. Стекла отставили в сторону. Сигнализация пока еще не срабатывала, на что и был расчет.

Набрав в грудь побольше воздуха, прижмурившись, вор шарахнул молотком по второму стеклу. Вот тут тревога поднимется точно. Теперь надо побыстрее поворачиваться.

Первый вор ворвался в помещение и ринулся к стене, на которой висели картины. В руках он сжимал остро наточенный нож. Перед этим были тренировки, поэтому он мастерски срубил двумя движениями веревки, на которых висели две картины — портреты работы Карла Брюллова.

Вор дернулся обратно к окну. Сердце было готово выпрыгнуть из груди. Дыхание срывалось, но времени было в обрез. Руки его дрожали, когда он передавал напарнику картины.

— Порядок, — прошептал он, вылезая из окна. — Теперь наддай газу!

Напарник с картинами устремился в сторону парка…

Сержант Саслов не особо надрывался устанавливать рекорды бега после полученного по рации сообщения о срабатывании сигнализации. Он был уверен, что тревога опять ложная. А время такое — самая ночь, и спать очень уж хочется Перед сообщением по рации он почти заснул, уютно прислонившись к забору.

Он вяло направился к месту гипотетического проникновения. Тут и увидел сцену, от которой сон тут же испарился. Кто-то улепетывал со свертком в руках по улице. А другой человек только что перемахнул через забор.

— Стой! — заорал сержант и ставшими непослушными пальцами выдернул из кобуры пистолет.

Второй был явно своим. Одет, похоже, в ментовский комбез. Наверное, из своих — в темноте не поймешь, кто именно.

Саслов побежал вперед.

— Стоять! Стрелять буду! — Эти слова были рассчитаны на того, кто улепетывал с поклажей.

Раздался выстрел. Когда обожгло щеку, сержант понял, что стреляли в него. И в миг все его существо будто сжалось в крохотный беззащитный комок. Ощутил, насколько хрупка его жизнь. И как ему не хочется, чтобы ее разбила вторая пуля.

Он споткнулся. Потом выпрямился и бросился что было сил следом. Он понял, что стрелял в него тот, второй, которого он принял за милиционера.

Воры были уже далеко. Они мчались к парку. И постовой, несший рядом охрану Российского музея этнографии, тоже не успевал выскочить им наперерез.

Саслов прицелился и нажал на спусковой крючок. Но напрасно. Они скрылись в Михайловском саду. Ищи ветра в поле…

— Ну, все, — прошептал сержант и нажал на кнопку рации.

Случилось неслыханное. Русский музей обчистили средь белой питерской ночи…

В изоляторе антиквар перестал бриться и покрылся жесткой щетиной. Аня притащила ему передачу. Но когда я встретился с ним в комнате для допросов, он пообещал:

— Сверну башку этой курице!

— Чего так?

— Дура, да! Чего приперлась?

— Ладно. Милые бранятся, только тешатся… Признаваться будем? — спросил я.

— Признаваться не будем. Следователю я уже сказал, что невиновен. И вообще не понимаю, в каком качестве я здесь? Это допрос? Тогда где адвокат? — Горюнин начал дымиться от приступа ярости. Нервы у него постепенно сдавали. Сейчас в этом взъерошенном типе никто бы не узнал лоснящегося, вежливого до приторности хозяина антикварного салона «Московский антикварный мир».

— Хочется поговорить с культурным человеком, — сказал я.

— Тогда запишитесь в школу рабочей молодежи, — огрызнулся он.

— Эх, какая молодежь. Годы уже не те, — вздохнул я. — Но я не ропщу. Вам тяжелее. Возраст уже за полтинник. Лет пять-шесть за все дела получите.

— Да? За что? — осведомился он, ухмыляясь.

— Язык не казенный. Все перечислять — устанет… Поют грузины. И отнюдь не народные песни.

— Они могут петь что угодно.

— И вещички у вас нашли.

— Не у меня, а у этой курицы.

— Ладно, основам права пусть следователь с адвокатом вас учат. Интересно другое. Статья с конфискацией. И конфисковывать есть что. В возмещение ущерба.