Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кассиан улыбнулся с видом человека, который чувствует себя здесь как дома.
— Ага, — сказал он, — машинное отделение.
— Вообще-то, это кочегарка, — сказал человек без ручки.
— Благодарю. А вы?..
— Джордж, — представился человек без ручки. — А это — Большой Багаж.
— Хур-хур, — произнес человек с ручкой.
— А где Старшой?
— Там, — Джордж показал на застекленную кабинку в дальнем конце зала. — Но он не захочет вас видеть.
— Посмотрим, — бросил Кассиан. — Механики, продолжайте смазку.
Джордж козырнул. Большой Багаж сказал: «Хур-хур». И оба грузно зашагали в темноту.
— Молодцом, — сказала Примула.
— Красиво сделано, — сказала Маргаритка.
— А? — сказал Кассиан, и сёстры поняли: это было так же глупо, как поздравлять рыбу с тем, что она хорошо плавает. — Заглянем к Старшому.
Чем ближе они подходили к кабинке Старшого, тем чуднее она выглядела. Это была небольшая комнатка, примыкавшая к стене кочегарки, вся стеклянная. Но стекло изнутри было замазано чёрной краской.
Прозрачными остались только два маленьких кружочка. Подойдя поближе, Крошки увидели в этих кружочках глаза — карие, с красными веками и бешено вращающиеся. Сквозь лязг и гул механизмов, сквозь шипение пара дети расслышали странный, тревожный звук: как будто внутри кабинки тикали десятки часов. В стене кабинки была дверь, а рядом звонок. Рядом со звонком — табличка: ПОЗВОНИ И УМРИ.
— Может, пойдём отсюда? — сказала Маргаритка.
Но Кассиан уже подносил к звонку — не палец, а некую штучку, которую он извлёк из кармана штанов. Штучкой этой он нажал на медную кнопку. Раздался треск, и ослепительно-яркая вспышка выхватила из темноты высокий свод кочегарки с мостиками, переходами и медленно вращающимися кривошипами.
— Ничего себе, — уважительно сказал Кассиан, взглянув на шкалу своего таинственного приспособления. — Десять тысяч вольт! Впечатляет…
— Хорошо, что ты не тронул её пальцем, — сказала Примула.
— Сделай одолжение, — буркнул Кассиан.
— Извини.
Дверь отворилась, насколько ей позволили три толстенные цепи. В образовавшейся щели показалось лицо: длинный нос, толстые красные губы и глаза с такими же красными веками.
— Ты жиф, — удивленно сказало лицо.
— Конечно, — ответил Кассиан. — Если не возражаете, мы хотели бы получить кое-какую информацию…
— Пошел фон! — рявкнул Старшой, промокая глаза грязным платком.
— Пожалуй, мы зайдём, когда вы будете чувствовать себя немного лучше, — сказала Маргаритка.
— Никто-о-о меня не люпит! — взвыл Старшой.
— Честно говоря, меня это не удивляет, — ответила Маргаритка.
— У-у-у-у-у! — ревел Старшой.
Дверь захлопнулась. Загремели десятки задвигаемых засовов.
— Вот такой у них Старшой, — сказал Кассиан.
— Невоспитанный, — откликнулась Маргаритка. Но произнесла она это медленно и тихо, ибо мысли её были заняты не заплаканным лицом, которое она увидела в дверной щели. Она думала о том, что мелькнуло позади лица в этой странной стеклянной комнате с замазанными чёрным стенами. Все стены были заняты часами: часами с кукушкой, напольными часами, корабельными хронометрами. А между часами Маргаритка заметила замысловатый стеклянный футляр, сверху заканчивавшийся пирамидкой с позолоченной макушечкой, а саму макушечку увенчивала позолоченная фигурка орла — орла с четырьмя шеями и двумя головами. Из футляра же, через мутное жёлтое стекло, смотрела на мир печальными глазами голова плюшевого медвежонка. Одна лишь Маргаритка смогла увидеть и молниеносно охватить своим могучим интеллектом эту картину…
— Видала медвежью голову? — спросила Примула — По-моему, немного странновато.
— Старшие механики часто бывают со странностями, — сказал Кассиан.
— Это всем известно, — сказала Маргаритка. — Идём.
— Куда? — спросила Примула.
— Подожди, увидишь, — поджав губы, ответила Маргаритка. Она, честно говоря, и сама не особо представляла себе, куда, но её воспитали няни, а няни, как известно, никогда-никогда не ошибаются…
* * *
Сперва они очутились в зале, заполненном какими-то машинами — Кассиан назвал их генераторами. «Наверх, наверх», — крикнула Маргаритка, распахивая очередную дверь. За дверью были коридоры и ещё коридоры; запах стряпни, очень привлекательный, и крики, совсем не привлекательные. Вообще же все трое Крошек ощущали крайнюю усталость и лютый голод.
— Нам давно пора спать, — сказала Маргаритка.
Потом они, непонятно как, очутились около перил и посмотрели вниз. Далеко внизу блестело полированное дерево и было что-то вроде сцены. Маргаритка возбуждённо сказала:
— Бальный зал! Как мило!
Снизу доносились звуки фортепьяно, блюзовая мелодия, одновременно грустная и весёлая. Потом музыка смолкла. Женщина в красном бархатном платье проплыла по танцевальной площадке и скрылась.
Крошки стояли, положив подбородки на перила, и смотрели на пустой зал. Они были далеко от дома, без няни, папы и мамы-секретарши. Им давно полагалось быть в постели. И полагалось чувствовать себя такими же одинокими и опустошёнными, как этот танцевальный зал.
Но, если вас воспитывали няни, выясняется, что вам вполне достаточно друг друга. А опустошённость они чувствовали совсем другого рода.
— Умираю, жрать охота, — сказала Маргаритка.
— Где же эта кухня? — спросил Кассиан.
— Должна быть там, внизу, чтобы официанты могли приносить вкусную еду дамам в красивых платьях между танцами с очаровательными кавалерами во фраках, — ответила Маргаритка.
— Томная шлюха, — сказал Кассиан и стал спускаться.
Танцевальный зал был ужасающе пыльным, весь, кроме рояля в углу сцены, блестевшего так, как будто его часто-пречасто полировали. В глубине, рядом с баром, был шкаф в стене, а рядом с ним две кнопки. Возле одной было написано: КУХНЯ.
— Это кухонный лифт, — сказал Кассиан. — Запрыгивайте.
Примула запрыгнула, а Маргаритка сказала: «Нет».
Из другого конца зала донеслись голоса, грубые и взволнованные. «Сюда! Смотрите! Следы!»
— Может, они не нас ищут, — предположила Маргаритка. — Когда мы были в кочегарке, они вроде не возражали.
— Хочешь убедиться? — сказал Кассиан, залезая в лифт.
Маргаритка повернулась и элегантно перекинула ноги вслед за братом. Кассиан, недовольно хмурясь, высунул черноволосую голову наружу и нажал кнопку КУХНЯ. В кромешной темноте они поехали вниз; Маргаритка вцепилась в руку Примулы, та же вела себя вполне спокойно — должно быть, потому, что приближалась к источнику запаха съестного.