– Вот видишь… Ты не поверил бы, а хочешь, чтоб я…

– Ты собралась уходить? – вдруг вяло бросил он. – Так уходи. К чему эта бессмыслица: а я – а ты, верю – не верю, было – не было? К чему? Тебе все ясно, раз чемоданы собраны, чего же ты от меня ждешь?

– Ничего, – тихо вымолвила Алика, поднялась, взяла чемоданы и, поскольку Никита стоял на пути, обошла его – он не остановил, остановилась она у выхода из гостиной. – У тебя есть единственный способ вернуть меня: сделать генетический анализ, если он покажет, что отец не ты…

Никита, стоя к ней спиной, резко прервал ее:

– Алика, если ты сейчас уйдешь, то навсегда.

Ого, Никита условия ставит! Не она, а он! Чемоданы в руках, выпад сделан, что же теперь, самой отнести их в спальню и распаковать, после готовить ужин как ни в чем не бывало? Нет, остаться при таком раскладе – это дать ему в руки оружие, Никита поймет, что Алика дорожит им, всегда простит его, значит, в будущем ее ждут измены, ложь, унижения.

Алика ушла. В лифте из ее глаз вылились потоки слез то ли раскаяния, то ли отчаяния, скорее то и другое вместе плюс горькая обида. М-да, подкачала женская логика, которую не просчитал Никита, а может, не задавался такой целью, поэтому ей осталось уйти.

Как только дверь за Аликой захлопнулась, Никита кинул фото на стол, взял сигарету, но не прикурил, уставившись на букет нежно-кремовых роз, который отражался на зеркальной полировке. Так и не закурив, он подхватил букет, отнес на кухню и выкинул в мусорное ведро. На этом он поставил точку. После забрал фотографии вместе с письмами, которые оставила Алика, и вышел из квартиры.

– Где она? – не поздоровавшись, зло спросил Никита, едва мама открыла дверь.

– В твоей комна… – на полуслове Альбина Павловна осеклась, так как сын, отстранив ее, направился в комнату, где все осталось, как было при нем. Она побежала за сыном, шепотом предупредив: – Никитушка, папа дома…

– Тем лучше, – буркнул он, взявшись за ручку. – Можете оба присутствовать, мне нечего скрывать.

Яна поила малыша водой из бутылочки. Когда Никита появился в комнате, она непроизвольно встала с кровати и попятилась, испуганно распахнув кроткие глазенки – наивные, да что там, святые. Несколько секунд Никита боролся с искушением врезать негодяйке, по стенке ее размазать, как паштет по тосту, после с громадным удовольствием вытащить за волосы на лестничную клетку и спустить с лестницы. Спиной он почувствовал, да и услышал, что сзади появилась тяжелая артиллерия – папа с мамой, но пока они не вмешивались, повода не дал сын. Никита поднял фотографии, зажатые в руке, и сквозь стиснутые зубы процедил Яне:

– Здорово подготовилась, на «пять с плюсом». Ты что же, пасла меня больше года?

– Не понимаю, о чем ты… – проблеяла Яна.

– Не понимает она! – хмыкнул Никита. – С кем-то переспала, но не со мной – это тебе лучше меня известно, а ребенка придумала мне подкинуть? Что тебе надо от меня? – начал наступать он. – Чего ты хочешь? Кто ты? Откуда взялась?

Младенцы чувствительны, необязательно говорить на повышенных тонах, на них действует сама атмосфера, а она предельно накалилась. Мальчик вдруг закатился от рева, широко открыв рот, и вот тут-то раздался трубный глас папы:

– Никита, прекрати! Ты испугал ребенка.

– Прекратить?! – взбеленился Никита, обернувшись. – Ну нет, папа. Она уже отравила мне жизнь, а ты – прекратить? Эта молоденькая гадюка лжет, но я обещаю: она получит свое. – Он круто развернулся, отчего Яна вздрогнула. – Боишься? Правильно, бойся, тебя еще не то ждет. Начнем прямо с завтрашнего дня. Экспертиза установит, что эти фотографии – липа.

– Липа? – якобы не поняла Яна, о чем он говорит.

– Не знаешь значения слова «липа»? – зло рявкнул Никита. – Но мошенничать научилась. Это, – поднял он стопку, – фотомонтаж.

– Нет. На них мы с тобой…

– Замолчи! – гаркнул Никита, ребенок еще больше разревелся.

– Никита, сейчас же выйди из комнаты! – приказал отец.

– Я вообще могу уйти, – огрызнулся сын. – Но завтра вернусь, отвезу твоего ребенка, Яна, на генетический анализ.

– А это не опасно? – перевела девушка глаза на отца с матерью, спрашивая их, но ответил Никита, злорадно ответил:

– Очень опасно. Для тебя.

Он повернулся к выходу, послал папе красноречивый упрек глазами и решительно ушел. Альбина Павловна робко пролепетала, будто извинялась:

– Никогда его таким не видела. Яночка… – бросилась к матери внука, которая захлюпала носом, присев на край кровати. – Не надо плакать, ты расстраиваешь маленького Никитушку. Сделай, как просит Никита…

Редкий случай, когда Ефим Геннадьевич поддержал жену:

– Да, эту процедуру, Яна, необходимо пройти, тогда ему крыть будет нечем. Ты же не боишься экспертиз.

– Не боюсь… – всхлипнула та. – Просто обидно, это же его сын…

– Жениться на тебе мы его вряд ли заставим, – хмурил густые брови Ефим Геннадьевич, – но сына признать… никуда не денется.

Ефим Геннадьевич, человек тоталитарного склада, считал, что в его доме все должны подчиняться только ему. Тоталитаризм распространялся и на знакомых, чужого мнения по тому или иному поводу для него не существовало, поэтому с ним не любили общаться. Да и кому понравится постоянно испытывать свою неполноценность рядом с идеалом? Ведь Ефим Геннадьевич зачастую кичился порядочностью, принципиальностью, честностью, разве такой человек способен выгнать на улицу внука и его мать? Это как раз и есть принципиальная позиция, у него слова не расходились с делом, как у подавляющего большинства.

На следующий день Никита приехал с утра, предупредив Германа, что немного задержится. Яна была готова к экзекуции, ее вызвался сопровождать Ефим Геннадьевич, очевидно опасаясь, что сын Никита, показавший вчера бунтарский характер, выкинет девушку где-нибудь на улице. За мужем увязалась и Альбина Павловна – ей дома не сиделось, она полагала, что анализ ДНК выдадут через полчаса, после чего все образуется, наступит лад. Открывая заднюю дверцу перед ними, Никита не удержался и желчно упрекнул родителей:

– Как вы переживаете за нее! Можно подумать, она ваша дочь, а я так… неудачный зять.

– Мы переживаем из-за внука, – мягко поправила его мама, а он нагрубил ей, невзирая на присутствие отца:

– Хватит! Если ты и отец желаете обмануться, это ваше право, а из меня идиота сделать не удастся никому. В большей степени это тебя касается, Яна.

– Никита, маленький Никитушка похож на нашего папу, значит, на тебя… – протарахтела мама.

– Я сказал, хватит!

– Не трогай его, мать, – пробасил Ефим Геннадьевич, залезая в автомобиль. – У них сейчас вывернуты все понятия, ни морали, ни принципов…

– Папа, – плюхнувшись за руль и пристегиваясь ремнем, процедил Никита, – я уже вырос, мне тридцать три, если ты забыл, поэтому о морали и принципах поговори с соседями во дворе за шахматной партией.