– Мадина. Как маму, – надулся будущий отец.

– Красиво.

Несколько раз за день любовники созванивались, и Симка не выпускала из рук телефон или, в крайнем случае, носила в кармане домашних брюк, халата или фартука.

В тот ничем не примечательный день, как на грех, трубку Сима вынуть из кармана забыла и бросила домашние брюки в стиральную машинку. Потом отвлеклась на что-то и в суматохе не включила режим стирки. Эта рассеянность и положила конец лжи.

По закону подлости Руслан позвонил в тот момент, когда в ванной находился Юлий.

Услышав звуки лезгинки из стиральной машинки, Юлий несказанно удивился, открыл дверцу и нашарил трубку. С дисплея на Юлия смотрело фото молодого кавказца – любовь не всегда изобретательна.

Скорее механически, чем умышленно Юлий нажал кнопку приема и поднес телефон к уху.

– Привет. Любимая, ты чем занимаешься? – опередил Юлия мужской голос с сильным южным акцентом.

Юлий продолжал молчать, осмысливая случившееся. Ошиблись номером? Или не ошиблись? Сомнения развеял неизвестный абонент:

– Серафима, але?

Юлий нажал отбой, неторопливо надел халат. Факт супружеской неверности налицо. Сам по себе факт малоприятный, но с точки зрения раздела имущества он, как собственник отрезка трубы и газовой вышки, абсолютно защищен – все было в его собственности задолго до брака с Серафимой Ворожко. Здесь ему беспокоиться не о чем. Дочь – вот о ком следовало подумать. Отнимать ее у матери или нет? Да или нет?

За решением Юлий отправился в детскую.

Девочки спали.

То ли от присутствия отца, то ли от предчувствия, что сейчас решается ее судьба, Маня позвала во сне единоутробную сестру. Этот сонный шепот все и решил. Дочь, по всей видимости, не захочет расставаться с Танечкой.

Постояв у Машиной кроватки, отец погасил ночник и пошел на мягкий свет, льющийся из кухни.

Юлий любил этот эклектичный дом и ничего не имел против люстры с шестью абажурами и ковкой с подвесками, скорее наоборот – считал смелым решением. Ничего не имел против кожаного дивана в ретростиле, с высокой резной спинкой и подставкой для слоников в сочетании с ультрасовременным стеклянным круглым столом, за которым сидела жена и с аппетитом жевала лимон. Да и против жены Юлий ничего не имел.

Симка, несмотря на экстремизм в выборе деталей, сумела создать пространство, куда с удовольствием возвращался ее муж. Особенно острое ощущение дома приходило зимой, когда за окнами стоял мороз с туманом и плевок со стуком падал на землю, успев заледенеть на лету.

– Привет. – Выражение задумчивости все еще сохранялось на лице Юлия, когда он остановился в проеме.

Предъявлять претензии? Устраивать сцену? Выгонять с детьми на мороз?

Эксцентричность была не в характере Юна. К тому же существовало одно обстоятельство… Обстоятельство по имени Евгения.

С Евгенией Юлий познакомился в самолете. Признаться, на такую легкую победу даже не рассчитывал. Женщина оказалась с изюминкой, почти как Симка в самом начале их отношений…

Все-таки чертовски неприятно. Почему чувства проходят? Облачаются в слова и куда-то исчезают. Куда? В какую черную дыру? Или геоинформационное пространство чистит себя таким образом? Может быть, секрет состоит в том, чтобы хранить чувства в тайне? Ведь сколько их, превратившихся в пустой звук, болтается в воздушном океане космическим мусором…

– Сима, это его ребенок?

За минуту до этого Симка не моргнув глазом ела лимон, а тут свело челюсти.

Повисло нездоровое молчание, из которого был только один выход – в такой же нездоровый разговор. Сима не могла заставить себя посмотреть на мужа.

– Ты можешь жить здесь, если захочешь, – убил великодушием Юн.

Войны не будет, поняла Сима, можно выговаривать условия.

Очередное свидание превратилось в совет в Филях.

Строили планы, решали, что делать и куда уехать. Уехать хотелось немедленно, сию минуту, забрать девчонок и бежать из опостылевшего городишки, от бесконечной зимы, от косых взглядов и всеобщего презрения – Симка превратилась в предмет сплетен и насмешек, почти как Моника Левински, которая считала оральный секс ухаживанием.

Неожиданней всего оказалась реакция Алены.

– Все. У меня больше нет подруги, – бросила в лицо Серафиме та. – Ты – предательница.

– Что?! – опешила «предательница». В этом городе сумасшествие передается воздушно-капельным путем.

– Ты предала наших парней, которые остались лежать там в горах. Или в плену.

– Чушь какая! – Симка оглохла от обвинительного пафоса, перестала соображать.

При чем здесь парни? Кого она предала? Значит, войне есть оправдание, а любви нет? Значит, лучше воевать, чем любить?

Чтобы не разрыдаться на радость подруге, Симка побежала.

…Теперь, согревая душу, как обиженный ребенок, обвилась вокруг любимого:

– Давай уедем в Пятигорск.

– Почему в Пятигорск?

– Не знаю, была там в детстве, там природа красивая.

– Лучше в Махачкалу.

– Почему в Махачкалу?

– Там ближе к моим.

– Зачем тебе твои? – В голосе зазвучали ревнивые нотки.

– Ну, так…

– Нам никто не нужен, – поставила жирную точку Сима, – лучше давай уедем в Краснодарский край.

– Хорошо, – уступил Руслан.

Холодная муниципальная гостиница в районном центре, где укрывались от любопытных глаз любовники, внезапно показалась отвратительной ночлежкой, плечи затряслись. Симка спряталась в подушку.

– Не плачь, – попытался утешить любимую Руслан, – все будет хорошо.

– Руслан, ты не обманешь меня?

– Нет, конечно.

– Поклянись.

– Клянусь мамой.

Боль в ноге, хирург, четырехчасовая операция – все было задвинуто в дальний угол памяти.

– Слышишь меня? Открой глаза, – тряс Антон бесчувственную роженицу.

Не хватает только девочку в соседней комнате разбудить. Проснется, увидит мать, поднимет вой… Ему тогда вообще крышка.

Симка открыла глаза, подернутые мутью, всмотрелась и поморщилась – с трудом, но узнала в незнакомце соседа:

– Антон? – Посиневшие губы плохо слушались.

– Антон, – мрачно подтвердил тот, дождавшись, когда взгляд соседки станет осмысленным, – теперь вот что, сестренка, еще раз отключишься – дети останутся сиротами.

Дети. Сироты. Слова не имели никакого смысла. Какие дети? Какие сироты? Боль вытравила из памяти все чувства и привязанности.