Но, к моему удивлению, Фрэнк и не думал следовать за мной. Он по-прежнему стоял на месте, пристально таращась в лицо встревоженного бездомного. Тонкие пальцы молодого детектива судорожно вцепились в рукоять фонаря, отчего кожа на них стала мертвенно-белой – еще более светлой, чем обычно.

– Миллер?.. – неуверенно начал я, но он резко вскинул вверх свободную ладонь, явно призывая меня помолчать.

– Мне кажется, я видел что-то, – едва слышно шепнул он, не отводя своих зрачков от Альвареса. – Мне показалось, что за спиной у мексиканца что-то промелькнуло.

– Уверен? – так же тихо спросил я, напряженно всматриваясь в темноту, разливающуюся на лестничной площадке. – Может, тебе почудилось?

– Нет, – он уперто качнул головой. – Я…

– О чем вы там шепчетесь, хорошие люди? – нервно поинтересовался Альварес, все еще топчась на одном месте и боязно оглядываясь по сторонам. – Обо мне-то? Или как?

Фрэнк опустил фонарик и негромко вздохнул, после чего вместо ответа выудил из кармана плаща новенькую пачку сигарет.

Позади наших спин уплывал в никуда чернильным пятном бесконечный коридор, из которого в обе стороны вели еще не так давно наглухо заколоченные двери. Перед тем, как мы спустились вниз после нескольких часов тщетных поисков улик, и столкнулись нос к носу с любопытным бродягой, мы успели изучить этот этаж вдоль и поперек.

Я знал, что справа, за ближайшей дверью, скрывается тесная комнатушка без окон, в которой нет ничего, кроме толстенного слоя пыли на деревянных половицах. А немного дальше – там, куда свет наших фонарей уже не мог дотянуться, находилась заброшенная детская: линялые обои, изображающие пышные облака, все еще сохранились на давно покинутых стенах.

Слева, прямо напротив двери в детскую, зиял чернотой провал, где некогда преграждала путь массивная дверь. Очевидно, во время первичного обыска полицейские выломали ее вместе с петлями. В самом конце коридора, неподалеку от высокого округлого окна, стекла которого оказались тщательно закрашены глянцевой краской изнутри, а потому не пропускали ни толики света, располагалась последняя комната – та, где и обнаружили тело Стэнли.

– Я посоветовался со своим напарником, – нагло соврал Фрэнк. – Мы готовы заплатить тебе пятьсот баксов, если ты пойдешь с нами и осмотришь помещение в конце коридора.

– Пятьсот?

Глаза бродяги округлились от удивления. Он неловко запустил загорелую ладонь в спутанные космы волос и задумчиво почесал затылок.

– И две пачки отменных сигарет, – серьезно добавил Миллер, вытягивая блестящие картонные прямоугольники. – Ну, что скажешь?

– Такие деньжищи-то, конечно, нам с Бенджамином бы не помешали… – проскрипел мужчина, после чего поежился и зачем-то обернулся назад, словно предчувствуя шкурой что-то невидимое. – Я бы, будь моя воля, убрался-то отсюда, да поскорее… El infierno! Черт с ним, я согласен!

Альварес наконец сдвинулся со скрипучей верхней ступени, после чего быстро засеменил в нашу сторону. Он все еще находился в некотором смятении, о чем явно свидетельствовали слишком резкие, утратившие прежнюю плавность, движения. Глубокие борозды между густыми смолянисто-сизыми бровями бездомного говорили об одном: если бы не кругленькая сумма, он ни за что не сделал бы и шагу.

Первым в дальнюю спальню вошел Миллер, затем, прибавляя яркость ручному фонарю, порог переступил и я. Альварес появился последним, все еще принюхиваясь к спертому воздуху и вкрадчиво разглядывая обстановку в темной комнате.

– Ничего этого не было раньше, – уверенно произнес он, тыча грязными пальцами в зеркала, стоящие вокруг старой металлической кровати. – Вот постель-то я помню, Бенджамин на ней все порывался поспать, но я его прогнал… А зеркал здесь не было, ни единого!

– Что-то еще? – поинтересовался Миллер, прикуривая. – Насчет зеркал мы с Ридом в курсе. Покойный мистер Вайд купил их в местном магазине и самолично приволок в дом.

Бродяга-мексиканец нахмурился, шумно вздохнул и принялся обходить просторное помещение шаг за шагом, внимательно изучая каждую деталь.

Дальняя спальня представляла собой унылое и безрадостное зрелище: оставшаяся с древних времен кровать, одна деревянная тумба с глубокими трещинами, и до невозможности пыльный, грязный круглый ковер, на котором со странным, почти страдальческим выражением лица, сейчас топтался Фрэнк. Все это сгрудилось в самом центре комнаты.

На стенах, облезлых и покрытых плесенью, там и сям виднелись потеки – очевидно, крыша особняка давно прохудилась и давала течь при любой непогоде. Два небольших, узких окна, были закрашены, как и в коридоре третьего этажа, а потому в спальне царил бы кромешный мрак, если б только не яркие полицейские фонари.

– Окна, – Альварес вытянул руку и указал на мутные стекла. – Раньше они были прозрачными!

Миллер, не скрывая своего разочарования, громко вздохнул.

Я повернулся к нему, чтобы жестом призвать напарника проявить терпение и дать нашему гостю возможность как следует осмотреться. Однако все мысли вылетели из моей головы, стоило мне лишь увидеть лицо молодого детектива.

Из его пепельно-серых глаз медленно катились темно-красные, багровые капли, похожие на кровавые слезы. Смущенный и растерянный, он вытирал их рукавом светлого плаща, однако поток капель от этого только усиливался. К своему ужасу, я с запозданием заметил, что кровь идет и из его носа: срываясь вниз, тонкие ручейки тут же расползались по вороту его белоснежной рубашки.

Мы обменялись взглядами, и в зрачках Фрэнка я прочел неподдельный испуг. Очевидно, он тоже не понимал, что с ним происходит.

– Господи, Миллер… – я бросился к детективу, на ходу вытаскивая из кармана пальто чистый носовой платок. – Что с тобой?

Он молча отшвырнул прочь тлеющий окурок, что было довольно глупым решением, учитывая ветхость и трухлявость дощатого пола. Однако Альварес, топтавшийся неподалеку и все еще пристально изучающий взглядом комнату, тут же машинально схватил его с пола.

Пока я вытирал побелевшее лицо Фрэнка от потеков крови, он стоял, будто окаменевший, бессильно хлопая серыми глазами. Кровотечение тем временем и не думало стихать: с каждым мгновением ручейки страшных алых слез становились все ярче, и я в отчаянии пытался сообразить, чем я могу помочь напарнику в этой кошмарной, дикой ситуации.

Однако прежде, чем я успел произнести хоть слово онемевшими губами, Альварес первым нарушил мертвую тишину:

– Ковра на полу-то не было прежде, хорошие люди. Точно ведь!

Я мельком опустил глаза вниз, и тут же наткнулся взглядом на вылинявший, старый ковер, определить оттенок которого уже не представлялось возможным. Он настолько гармонично вписывался в ветхий интерьер помещения, что я невольно засомневался – не напутал ли чего пожилой бездомный?

Однако я все же схватил Миллера за похолодевшую ладонь и интуитивно стащил прочь с обезображенного ковра, затем усадил на пол в углу комнаты и велел прижать платок как можно плотнее к векам, чтобы остановить глазное кровотечение.