Патриция поняла, что не в состоянии есть. Ее не прельщали ни тосты с мармеладом, ни абрикосовое печенье, ни вишневый джем — любимые лакомства, которыми Аманда хотела порадовать своих детей. Приходилось, однако, изображать здоровый аппетит — для этого Патриция выпила три чашки кофе.

Это был прокол. При повышенной температуре сердце бьется чаще, и не в состоянии выдержать такого кофеинового удара. Патриция почувствовала, как гулко бухает в груди сердце и как все тяжелее становится дышать. Она мужественно сидела за столом, пока все не поели. А никто не торопился: люди, привыкшие с утра на ходу запихивать в рот сандвич, почувствовали, что можно наконец-то расслабиться, и завтракали, как дворяне Старого Света в девятнадцатом столетии, — медленно, растягивая удовольствие.

Потом вместе с остальными Патриция встала — и перед глазами все посерело. Мир качнулся и выпрыгнул из-под ног.

Патриция не упала: у Эрика оказалась мгновенная реакция. Ей повезло, что она не слышала ахов и охов, которые поднялись вокруг.

Она очнулась на кровати в своей комнате. Шелковое покрывало сильно холодило руку. Другую руку держал в своей Эрик. Лицо его было сосредоточенным: он прощупывал ее пульс.

— Если ты хочешь воспользоваться ситуацией, чтобы меня облапать, я закричу, — предупредила Патриция и попыталась сесть.

— Пациент, не двигайтесь. Вам вредно, — хмуро покосился на нее Эрик. — Скажи, Патриция, ты считаешь себя умной женщиной?

— Разумеется, да, — раздраженно ответила Патриция.

В горле першило, голова кружилась, тело скрючивало от озноба. Звуки собственного голоса злили ее неимоверно: она говорила, как полузадушенный хомяк, но ничего не могла с этим поделать. Разве что еще больше сердиться на свидетеля своей слабости.

— А напрасно, — не менее раздраженно ответил Эрик. У тебя сильный жар, и только идиотка могла с такой температурой встать с постели и пить кофе галлонами.

— А я думала, это называется «сильной волей».

— Нет, это называется «аутоагрессия». Если ты считаешь, что сможешь чего-то добиться, будучи дряхлой развалиной, то глубоко ошибаешься. Твое тело — твой главный инструмент. В нем — и твой интеллект, и твоя воля, и твой шарм. И что ты с ним делаешь?

— Слушай, может, хватит меня воспитывать? Ты, по-моему, какой-то там хирург, а не терапевт и не проповедник!

— Пат, лучше положи в рот леденец для горла. Хорошее занятие для твоего языка. — Эрик сунул ей упаковку с очень аппетитным изображением лимона.

— Как ты смеешь так со мной разговаривать?! — вскипела она. — Я не припомню, чтобы вообще давала тебе разрешение называть меня «Пат»!

— Пат, — с нажимом повторил Эрик. — Я помню, как ты гоняла мяч в девчачьей баскетбольной команде. Помню твои худые ноги со сбитыми коленками. Помню тебя в том возрасте, когда ты носила майки на тонких бретельках… — Он запнулся.

Патриция покраснела, потому что вспомнила о своем пристрастии носить топы без лифчика.

— И как ты завязывала волосы в две метелочки. Конечно, теперь ты совсем другая, хищница в расцвете сил, и я тебя очень уважаю. Но когда ты ведешь себя, как та вздорная девчонка, которой была пятнадцать лет назад, я все так же буду называть тебя Пат.

Патриции от этой отповеди хотелось одновременно разреветься и вцепиться ему в глотку. Он видел ее в пору не-силы. Она для него навсегда останется младшей сестренкой лучшего школьного друга. Даже если выйдет замуж за короля Швеции. Она молчала.

— Так-то лучше. Тебе не стоит сейчас волноваться. Твоему сердцу сейчас и без того нелегко. Открой рот.

Она повиновалась.

— Как ты заметила, я не специалист, но это, похоже, не ангина. Уже хорошо. Я сейчас принесу тебе сердечное и кое-что для укрепления иммунитета. Постельный режим не обсуждается.

— Вечером мы идем в театр.

— Мы — идем. А ты даешь организму отдохнуть и восстанавливаешь силы.

— Не смей мной командовать.

— Я врач. И если ты мне не доверяешь, то я натравлю на тебя всех твоих домашних.

— Это такая месть?

— Ага, — улыбнулся Эрик. — На самом деле тебе нужно отлежаться хотя бы один день. У тебя есть все шансы завтра чувствовать себя нормально.

— Ты появился в моей жизни, чтобы испортить мне Рождественские каникулы.

— Я, конечно, признаю свою вину за то, что ты вчера простудилась, но…

— Сегодня приезжает тетя Кэт. Ты ее не знаешь! Вы пойдете развлекаться, а мне придется сидеть с ней и слушать последние сплетни о дальних родственниках! — возмутилась Патриция.

— Значит, я, как истинный джентльмен, останусь и составлю вам компанию.

— Хочешь скомпрометировать меня в глазах родных? — рассмеялась Патриция.

— Поосторожнее с такими высказываниями, а то я передумаю! — Эрик погладил ее по руке и вышел. За дверью послышались приглушенные голоса.

Патриция хотела прокричать, чтобы перестали шептаться, как у постели умирающего, но подумала, что ее сил сейчас на это не хватит.

Ситуация приобретала неприятный привкус. Вместо того чтобы погулять под Рождество по любимому и безумному городу, придется валяться в постели и выслушивать тетю Кэт. Кошмар.

Мама вошла через пять минут, неся поднос с какими-то микстурами, каплями, таблетками и горячим питьем.

— Эрик сказал, что это все нужно выпить.

— Он хочет провести на мне какой-то медицинский эксперимент? — поинтересовалась Патриция.

— Знаешь, по-моему, он выдающийся врач. По крайней мере, ему удалось уложить тебя в постель.

— А какой мне смысл бродить по дому, если я у всех на глазах упала в обморок? Все равно никто не поверит, что со мной все нормально.

— Пат, а ты не беременна?

— Что?!

— Никогда не видела, чтобы в обморок падали от простуды…

— Мама, умоляю тебя! Мне стало плохо с сердцем от температуры и кофе! Не веришь — спроси у доктора Эрика! Или попроси его осмотреть меня на этот счет… — Патриция закрыла глаза руками. Невозможно больше смотреть этот фарс.

— Успокойся. Но если что — можешь смело мне сказать, я все пойму и решим, что делать…

Патриция изобразила рыдания.

— Ладно. Давай я помогу тебе переодеться. И выпьешь лекарства.

Патриция не помнила, когда в последний раз ей было так плохо. Все вели себя так, будто у нее не банальная простуда, а какая-то страшная, смертельно опасная болезнь. Пожалуй, она бы позволила себе расслабиться, если бы не столько внимания. Родные посчитали своим долгом выставить у ее постели почетный караул. Ее попеременно развлекали мама, Алекс и Кэтрин. Избавиться от них можно было, лишь притворившись спящей. Но когда она подловила на эту удочку маму и собралась в свое удовольствие полистать модные журналы, в комнату вошел Эрик, решивший поберечь покой спящей. Пришлось притвориться, чтобы избежать разговоров и объяснений.