Высадившись в бухте, мы обнаружили, что будем там не одни: около водопада в маленьком гроте расположилась компания ребят-одесситов. Чтобы не мешать им, направились в дальний конец пляжа и встали лагерем близ огромного грота, со своей персональной маленькой бухточкой – рай! С гордостью заявляю, что наш рай был поначалу вполне цивилизован, организовано было даже трехразовое питание (а как же, я же обещал маме!). Не так обстояло дело у соседей – у них хозяйство состояло из пледов и большого казана, в котором раз в день варилась каша или плов с мидиями. Очередь кашеварить разыгрывалась в преферанс, а деревяшки для костра собирались по окрестным склонам, и никакой палатки не было и в помине. Разыгрывалась также в преферанс и очередь отправляться в Коктебель за продуктами и, главное, за сухим вином, которое было очень хорошего качества и стоило копейки. Надо ли объяснять, что этот благородный обычай мы со Степкой переняли сразу, включившись в этот процесс (походов в поселок и совместного потребления напитков). Сразу хочу сказать, что четверо одесситов, которых мы повстречали в наш первый карадагский день, – Боря Бараз, Боря Пикаревич, Боря Комарницкий по прозвищу Графин и Виталик Муцмахер – остались на всю протекавшую в дальнейшем и оставшуюся жизнь моими и Алика, а через нас также и наших московских друзей, закадычными друзьями. Не магия ли это Карадага!

Прежде чем приступить к систематическому и бесстрастному (sine ira et studio) изложению событий нашего очередного путешествия по Северному Причерноморью (места, получившие в XIX веке наименование «Новороссийский край» с генерал-губернаторством в вольном городе (порто франко) Одесса), не могу не сделать несколько не столь важных, сколь приятных отступлений.

Во-первых, читая на этих страницах описание событий, происходивших в коктебельских краях, необходимо представлять себе наши молодые, воодушевленные, иногда усталые, а иногда и поддатые физиономии на этих крутых живописных тропах.

Во-вторых (не знаю, как пополиткорректнее подступить к этой деликатной теме, но – эпиграф навеял, и не могу скрыть, что мне приятно вспоминать об этих нежных флюидах Карадага), не все сложилось гладко в моей семейной жизни, но, надеюсь, обе мои жены благосклонно вспоминают дни и часы, проведенные под сенью этих скал…

Итак, продолжим. Одесские три Бориса и Виталик и московские Степка, Алик и я мирно и лениво жили на просторах Сердоликовой бухты, ныряя за рапанами, собирая мидии и крабов, попивая сухое винцо и наблюдая за восходами и закатами. Ловили и рыбу. Одна такая рыбалка мне особенно запомнилась. Сердоликовая бухта отделена от маленькой, замкнутой бухты Барахты скалой Слон, выдающейся в море. С берегом скала соединена невысоким – метров пять-шесть – перешейком, который со стороны Сердоликовой (с нашей стороны) пологий, а со стороны Барахты обрывается отвесно в воду. Место это мы называли «телевизором», потому что оттуда открывался захватывающий вид на бухту с небольшим пляжем и замыкающей ее вертикальной 400-метровой «Стеной Лагорио». Однажды Степка – заядлый рыболов – прибежал от «телевизора», спешно собрал рыболовную удочку и понесся обратно, на бегу собирая маленькие ракушки с береговых камней. Заинтересовавшись происходящим, мы с Аликом пошли следом. Нас ожидало увлекательное зрелище: на мелководье бухты Барахты прямо под стенкой «телевизора» зашла стая небольших рыбок, которых было отлично видно в хрустальной воде. Степка подводил крючок с наживкой ко рту облюбованной рыбки, она ее хватала и бывала немедленно вытаскиваема (вытягиваема?) наверх. Мы прекрасно поужинали с вином!

Крым, Золотые Ворота

…Время шло, пора было подумать об отъезде. Однажды в нашу бухту причалил рыболовный сейнер – компания феодосийских рыбаков с семьями совершала воскресную прогулку. После Карадага они намеревались съездить в Новый Свет и охотно и любезно согласились нас всех туда отвезти, благо для одесситов это было вообще по дороге домой! Мы расположились на палубе суденышка. Сейнер неторопливо шел под самым берегом, пройдя даже сквозь арку Золотых Ворот. Миновали мыс Меганом, обошли Судак с генуэзской крепостью на скале, поселок Новый Свет, скалу Орел, мыс Капчик и ткнулись в мельчайшую гальку Царского пляжа. Вокруг – никого (трудно в это поверить – сейчас Царский пляж напоминает городской пляж Алушты или Судака), вода – хрустальная, дно видно метров до двенадцати, а по дну – на глубине четыре-пять метров – неторопливо ходят здоровенные крабы! Наши рыбаки, отобедав шашлыком и водочкой, отплыли восвояси, провожаемые нашими благодарственными возгласами, а мы остались.

Новосветовские бухты отличаются от суровых бухт Карадага своей несказанной мягкостью, ласковостью, серые горы не так высоки, а склоны покрыты прозрачной зеленью сосен, туй и можжевельников. Морская вода прозрачна, а пляжи состоят из мелких гладких галечек, ласкающих усталое тело… Поскольку до вечера еще было далеко, пока одни из нас разводили костерок и ловили крабов, другие сгоняли в поселок за сухим вином, которое и принесли через полчаса, причем необычайного качества – местный (высоко ценимый знатоками) завод шампанских вин не справлялся с переработкой сырья и полуфабрикат шампанского продавался в розлив в местном ларьке. После ужина, достойного гурманов, решили для лагеря найти место, где имеется вода. Таковым местом, по объяснению аборигенов, была площадка вблизи Грота Шаляпина – надо пройти вдоль берега с километр от Царского пляжа. Родник находился под громадным сводом этого грота и был заполнен чистейшей холодной водой. На оставшиеся несколько дней решили остановиться.

Море, галька, гитара…

С утра, поныряв предварительно с камней у грота, отправились знакомой тропкой на Царский пляж, где возобновили наши труды по добыванию «хлеба насущного», если можно обозначить этим прозаическим термином сбор мидий и ловлю крабов в прозрачной, как кристалл, воде бухты. Никогда, ни до, ни после этого дня, не довелось мне встречать такого количества крупных, ничего не боящихся крабов. Плавая на поверхности, я высматривал краба, неторопливо шествующего по песку, и, ныряя на глубину, хватал оного поперек тела, причем краб и не думал убегать, а принимал угрожающую позу и размахивал клешнями. Часто, ухватив одного краба и оглянувшись в воде, я замечал второго и хватал его другой рукой. Один раз, поддавшись жадности, попытался ухватить и третьего краба, зажав его между первыми двумя, но был наказан – один из пленников изловчился и пребольно цапнул меня за руку, после чего я выпустил добычу и с (подводным) воплем рванул наверх, а нарушитель конвенции болтался на моей руке и отцепился лишь у самой поверхности, плавно опустился на дно и потрусил своей крабьей походкой к ближайшему камню, погрозив мне напоследок здоровенной клешней. Надо сказать, хватка у каменных черноморских крабов очень крепкая. Однажды, встретив крупного краба на изрядной глубине и не испытывая желания состязаться с ним в ловкости голыми руками, я сунул ему в клешню дюралевую дыхательную трубку. Достойный боец ухватил ее так, что на трубке осталась глубокая вмятина!