Одесса – это маленький Чикаго в восточном полушарии: не заработаешь здесь – не заработаешь нигде. А деньги были повсюду – лежали в лотках уличных торговок и ювелирных мастерских, рассыпались из карманов и с телег одесских биндюжников во время сдачи зерна, пускали солнечных зайчиков с золотых жилетных часов господ бандитов… Деньги лились по пыльным дорогам, впадали в порт, оседали на кустах дерезы возле лазов в катакомбы, по которым контрабандисты уходили от полиции. Денег было полное Черное море, только у Фиры с Ваней они катастрофически быстро заканчивались. И ни бицепсы от дедушки, ни математический ум не помогали. Но у Ивана теперь была лучшая мужская мотивация – беременная жена. Несмотря на юный возраст, он пребывал в благоговении от такого сложного и совершенного Божьего инженерного замысла. Ваня прислушивался к ее животу, угадывая первые легкие движения, недоумевая и восторгаясь. А Фира мечтала о батисте и французском кружеве, чтобы нашить приданого младенчику. Поэтому технический мозг юного супруга круглосуточно считал все возможные комбинации и выходы.

Ваня возвращался с Привоза. Здесь, на окраине, всегда можно был купить дешевле, но экономия не помогала. Мимо прозвенела конка. Вагончик обдал жаром зазевавшегося Беззуба, он оступился и вступил в свежий навоз – лошадки опорожнялись прямо на ходу.

– К деньгам, – машинально произнес он. С этой горячей волной от конки и дерьма пришло решение. Ваня помчится обратно к Куликовому полю – в трамвайное депо, где хранились вагончики конки. С Бельгийским акционерным обществом одесских конно-железных дорог, а точнее ремонтной мастерской, разговор не заладится, и Ванечка с корзиной повернет на железнодорожный вокзал. Закрыто. Наутро он придет на Канатную в конюшни одесской конки. Девятнадцать маршрутов прошивали весь город. Именно Бельгийское акционерное общество откроет для одесситов удобную балку с прямым выходом к морю.

Ванечка примчится домой. И сядет за Фирин «Зингер».

– Мне надо пошить котомку…

– Какую котомку? Ванечка, мы по миру пойдем?

– Нет! – Ванечка любил Фирин юмор, но понимал не всегда. – Мне нужна котомка для навоза.

– Для чего?

– Для навоза конского. Смотри! – он вытащил листочки и стал писать.

– Сколько маршрутов у конки? Девятнадцать, и вагонов, значит, минимум девятнадцать. А лошадей в два раза больше! Потому что они каждый день таскать не могут, им отдыхать надо.

Фира прикусила губу:

– Ванечка, а тебе отдохнуть не надо?

– Дослушай! Лошадки, Ирина Михайловна, каждый день нужду справляют большую и малую. И делают это по зову плоти, а не когда на конечную приезжают. И все на дорогу валится. Некрасиво, и запах, и барышням, таким, как ты, ходить неприятно – башмаки пачкать. И я подумал…

Ваня, как персидские авторы миниатюр, одной линией нарисовал лошадь: – Вот сюда и сюда нужны крепления. И котомка!

Фира посмотрела на рисунок и положила Ванечке руку на плечо:

– Ночной горшок для ко5ней?

– Ну, можно так сказать. Подвесной! Я сейчас пошью!

– Ой, пошьет он! – Фира толкнула его бедром. – Подвинься, модистка! Какая там филейна часть у коней? – она хихикнула. – А ты знаешь, как оно падает?

– Не смейся! – Ваня укоризненно посмотрел на жену. – Ну не смейся – я думаю еще ведро привязать, чтобы мочились тоже не на дорогу.

– Ой не могу! – хохотала Фира. – Это ж сколько навоза за день собрать можно! Фунтов двадцать с каждой лошади!

– Надо еще подумать, куда и как его выбрасывать, – задумался Ваня.

– А-ди-ёт ты, Ванечка, кто ж его выбрасывает! Его на бахчу надо! Арбузы будут больше твоих дирижаблей!

– Ира! Ты гений! – Ваня набросился на Фиру с поцелуями и надолго отвлек от пошива мобильной уборной.

А с раннего утра он поставит на ноги все конюшни и дойдет до управляющего. Сумасшедший юноша с котомкой для навоза вызовет сначала смех, потом интерес, а когда речь зайдет о сдаче и продаже навоза здесь же, у Привоза, уже фактически упакованного, получит место и жалованье. За первые полгода Беззуб предложит еще десяток изобретений – от усовершенствованного тормоза (лошади, несмотря на шоры, могли понести вагон) до правил поведения для пассажиров. Девяносто процентов его идей шли в корзину, но рвение, мысли и прибыль от сдачи навоза позволяли поощрять такого ценного сотрудника. Через полгода Иван уже будет штатным инженером с приличным жалованьем. А после смены будет бегать на железную дорогу в депо.

Фира проведет своего Ванечку на службу и выйдет на галерею с фарфоровой чашкой.

Она вскрикнет и обнимет рукой низ живота… Кажется, начинается…

Через четыре часа ей уже не казалось, а Елена Фердинандовна все еще была в больнице. Ривка сгоняет в Еврейскую.

– Там Ирка рожает! Первенца. Ты скоро будешь?

Елена огрызнется:

– Не родила? Приводите, привозите – я ж не брошу больных! У меня до завтра дежурство.

– Могли бы твои сифилитики подождать! – фыркнет Ривка.

Она прибежит во двор и заглянет Фире под подол:

– О, девочка, уже никто никуда не идет…

Роды примут Ривка и Софа: – Когда у тебя трое своих – зачем нам платить немецкой шиксе? – смеялись они потом, принимая от счастливого Ванечки подтаявший контрабандный шоколад. Из подвала рюмочной – прямо через черный ход во дворе – вынесли бутыли с вином. Соседки собрали закусок. Ванечка напоил всех – от мадам Голомбиевской и ее смущенного клиента – уважаемого хлебного брокера до карманников, занесших долю Семе… Пока двор гулял, Фира ворковала над младенчиком. Девочка была невероятно серьезной и сосредоточенной. Но только первые сутки. Дальше начался ад – молока у Фиры практически не было.

Нюся из соседней квартиры выходила в утренние сумерки: – Голодное дите, дай ей сахарной водички – сама не спишь и всему двору не даешь. Давай я покачаю.

Отекшая Анюта качала на гигантской груди Лидочку и колыхалась при каждом шаге. Несмотря на водянистое тело она пользовалась большим спросом. В этом жарком колебании находили отраду и покой не только клиенты – Лидочка неожиданно затихала и с интересом смотрела то в линялые голубые глаза Нюси, то на доски, закрывающие крышу галереи.

В это время Фира засыпала прямо на сундуке в коридоре, поджав по себя узкие белые ступни. За ней выходил Ванечка, кланялся мадам Голомбиевской и на руках уносил жену в дом.

На седьмой день Фирина крошечная грудь налилась и остекленела. Начался жар. Ваня притащил из трамвайного депо фельдшера. Но тут с очередной смены вернулась Гордеева. Она оттолкнула коллегу от Фириной груди:

– Шо пришел – потрогать или посмотреть? Шо ты понимаешь в женских болезнях?!