– Рад видеть, что ты цел, Пат! – выпалил он, пыша сочувствием и энтузиазмом. – Пошли! Шеф ждет! Приказал, чтобы немедленно! Он даже этого позвал, эскулапа своего узкоглазого!

Наш Бартоломью – парень добрый и искренний, но порой шумноватый.

– Оп-па, – только и выдавил я.

«Эскулапом» у нас именовали личного врача Арнольда Тарасовича, маленького то ли китайца, то ли корейца по имени то ли Хан, то ли Чан. Периодически шеф решал, что кто-то из нас нуждается во врачебной помощи, и вызывал этого типа в редакцию. Ну а тот при помощи иголок, курительных палочек и собственных пальцев творил чудеса, несовместимые с научной картиной мира.

Я сам видел, как он за пару минут вылечил Борю Герца, нашего рекламщика, от сильнейшей простуды. Хрусть, щелк, и Герц, только что загибавшийся, помчался на рабочее место.

Появление эскулапа означало, что шеф всерьез обеспокоен моим здоровьем.

Мы пересекли приемную, в честь субботы лишенную Танечки, и без стука вошли в кабинет.

– Раздевайся! – приказал растекшийся в кресле шеф. – Пока Чен (ага, все же Чен!) тебя посмотрит, ты будешь рассказывать. Что, кто, куда, как и зачем – с малейшими подробностями.

Когда он начинает выражаться таким образом, остается только безропотно повиноваться.

Так что моя рубаха оказалась на спинке стула, узкоглазый Чен, похожий на Будду в белом костюме-тройке, принялся исследовать мой торс, а я приступил к изложению событий вчерашнего вечера и сегодняшнего утра. Пару раз пришлось прерваться на недовольное кряхтение – когда эскулап добрался до особо болезненных синяков на ребрах, – но с грехом пополам я рассказ закончил.

– Ясно, – сказал шеф и посмотрел на Чена. – Что?

– Ушибы, – ответил тот шелестящим тонким голосом. – Его били очень аккуратно, почти вежливо.

– Так, так, – Арнольд Тарасович побарабанил пальцами по подлокотнику кресла и внезапно преобразился. Сонные обычно глазки засверкали, движения стали резкими, лицо сделалось свирепым.

Он, конечно, тиран и самодур, но за своих стоит не то что горой, а целыми Гималаями. Сам ради того, чтобы очередной номер вышел вовремя, вынет душу из всех, начиная от выпускающего редактора и заканчивая последним верстальщиком, но стоит кому из посторонних наехать на того же верстальщика – ой, мама, только успевай прятаться…

Я помню, что он сделал с прицепившейся к Антону миграционной службой.

Смял в кашу, уничтожил, выставил на посмешище и заставил извиняться.

– Значит, так, – шеф чуточку повысил голос, и это означало, что он в настоящей ярости. – Ты пока остаешься в редакции и работаешь над статьей. Из сейфа возьмешь свой пистолет…

Я скривился – с оружием выучился обращаться еще в армии, стреляю неплохо, разрешение давно оформлено, но не особо люблю это дело, поскольку считаю, что пушка в зубах только притягивает агрессию и что хорошо подвешенный язык – куда более сильная штука, чем «кольт» или «глок».

– Возьмешь пистолет, – с нажимом повторил Арнольд Тарасович. – Ты, Антон, тоже будь пока здесь. Я по своим каналам соберу информацию об этом мистере Джаване и Церкви Святой Воды.

«По своим каналам» означало, что для некоторых сотрудников спецслужб уик-энд окажется испорчен.

– А вечером, – тут шеф прищелкнул пальцами и сладострастно улыбнулся, – мы проведем силовую акцию в офисе ЦСВ. Надо показать этим зарвавшимся ублюдкам, что наших трогать нельзя. Прошерстим там все, а потом, если что, передадим сведения ментам.

Я отогнал искушение вскочить и заорать: «Яволь, мейн либер фюрер!»

– Ты понимаешь? – спросил Арнольд Тарасович, подозрительно меня разглядывая.

– Конечно, – уныло ответил я. – Да, только бы надо узнать, что с Камазом случилось… в смысле, с Ринатом Ибрагимовичем Садыковым, с тем таксистом, что меня возил сегодня.

Шеф выслушал объяснения и обещал помочь.

Сейф с оружием располагался в самом подходящем месте – в редакционной бухгалтерии.

Открылась дверка, способная выдержать попадание противокорабельной ракеты «Гарпун», стал ощутим запах оружейного масла. Я забрал с верхней полки свой «ПМ», кобуру к нему и коробку с патронами.

– Почувствуй себя ковбоем, – сказал я наблюдавшему за мной Бартоломью.

– Шляпы нет, – поддержал он игру. – Хочешь, я тебе подарю? Мне из Америки привезли – настоящая, клевая. Если на тебя нацепить – такой мачо получится, что ай-яй-яй!

– Я и так мачо хоть куда, – ответил я, – а сейчас пойду мачить клавиатуру. Ты фотки на сервак сбросил?

– А то.

И я отправился в ту комнату, где имелся «ничейный» компьютер, предназначенный для таких вот экстренных случаев, и принялся за дело. Несколько часов потратил на то, чтобы обработать и пополнить вчерашние заметки, а также проглядеть фотографии и выбрать нужные.

А затем я застрял на названии.

«Убийство на берегу водохранилища»? Банально.

«Злобные сектанты из Матросского переулка». Слишком бульварно.

«Человеческие жертвоприношения в Подмосковье». Вроде бы правильно, но все равно не то.

Сгонявший в магазин Антон приволок круассанов, еще какой-то съедобной ботвы, и мы попили кофе. Но даже это не простимулировало мою творческую мысль, намертво застрявшую в ментальной яме.

Так что я вздохнул с облегчением, когда в семь вечера нас вызвал шеф.

В кабинете у него обнаружился начальник службы безопасности Витя, прозванный за глаза Рэмбо. За долгую службу в спецчастях он побывал в Афгане, Анголе, в Гондурасе и чуть ли даже не в Антарктиде.

С пингвинами там воевал, похоже.

– Здорово, Пат, – пробасил Витя, протягивая мне широкую, как саперная лопатка, ладонь.

Он был мощный, жилистый, резкий, с обветренным лицом и холодными серыми глазами. Голову брил, а одевался всегда в черные костюмы и белые рубашки, словно гробовщик.

– Привет и тебе, гроза джунглей, – ответил я.

– Закончили шутки, – вмешался шеф. – Через пятнадцать минут вы выезжаете, а на восемь я назначил начало операции «Батискаф». В восемь ноль три стартуют страховочные и отвлекающие мероприятия…

Да, это вам не «Али-Баба» какой-нибудь. Тут все продумано профессионалами.

– В твоей компетенции, Антон, – Арнольд Тарасович посмотрел на Бартоломью, что сидел с горевшими глазами, – снимки. Щелкай все подряд, только постарайся, чтобы никто из наших в кадр не попал. Ну а тебя, Пат, – суровый взгляд достался мне, – учить нечему. И сам все знаешь. И помните – любой приказ Виктора Ивановича, – это он Рэмбо так поименовал, – исполнять немедленно. Даже если он прикажет вам обосраться и жрать собственное дерьмо.

– Уи, мон женераль! – все же не удержался я, но шеф не обратил на глупую реплику внимания.