Я улыбнулась, он улыбнулся мне в ответ.

– Давай мне рубашку. Я отстираю свои сопли, – велела я.

Он дал мне рубашку, я пошла ее стирать.

Ночью мне приснился сон. Руки Орлака подарили мне букет астр. Сиреневых, розовых, белых и фиолетовых. С их стеблей капала вода. Кап-кап. Кап-кап.

– Как жизнь?

Я обернулась. За моей спиной стоял, облокотившись о чугунный парапет, Илья. Я молча смотрела, как он жонглирует ямочками на щеках.

– Просто шел мимо. Дай, думаю, зайду.

Я молчала, он перестал улыбаться.

– Ты что? Обиделась? Я тачку разбил. Пришлось попахать.

Илья пришел из прошлой жизни, нам стало не по пути. Ветер обещал мне перемены.

– Может, прошвырнемся куда-нибудь?

За мостом пряталась серая машина, она удивленно пучила на меня глаза, огромные, овальные, почти как у стрекозы. Она казалась симпатичнее первой. Прежний автомобиль походил на вытянутую каплю крови, его узкие, раскосые глаза хищно щурились с узкой вытянутой морды. Мне он не слишком нравился.

– Я не могу, – сказала я.

Зачем мне парень, которому наплевать на меня? Я ведь мечтала о лучшей жизни. И я пошла прочь, искать лучшую жизнь с другими парнями или с кем-нибудь еще. Илья догнал меня и дернул за руку.

– На консультацию? – Он растянул губы в улыбке. Ямочки отъехали к ушам.

– На диссертацию! – засмеялась я.

– Я могу защитить тебя от диссертации! – рассмеялся он.

– Не можешь. Ты не из таких, – спокойно сказала я.

– В смысле? – Он перестал смеяться.

Я, словно извиняясь, пожала плечами.

– Интересно. Из каких я? – Он улыбнулся, ямочки на его щеках налились темнотой.

– Никаких, – ответила я.

Мы уставились друг на друга. Мы ели друг друга глазами. Это было просто. Его голубые купола меня не волновали. Они ушли в прошлое вместе со своим хозяином. И он это понял.

– Ну и черт с тобой! – Он щурил глаза, как разбитая красная машина. – У меня таких, как ты, до фига и больше!

– Всем привет! – развеселилась я.

– Параша! – Он развернулся и ушел, не оглядываясь.

У меня против воли задрожали губы, а потом я заплакала. Почему я плакала по человеку, который был уже в прошлом?

Вечером я включила MTV. MTV анонсировал «Южный парк» слоганом «Только у нас!». Я чуть не заснула. Но мне хотелось досмотреть его до конца, чтобы найти пресловутый двойной смысл. Для этого надо было вставить спички между век.

– Что они прицепились к этой дребедени? – раздражилась я. – Муть голубая!

Я не нашла в этой белиберде ничего сногсшибательного, как ни старалась. Я поняла, телеящик опять нас дурит. Внаглую. А мы, как овцы, идем у него на поводу. Рейтинги повышаем. Не верите? Спросите Бориса Стругацкого, он знает. Его книга о планете Саракш.[3]

Иногда в телевизоре бывают нормальные люди. Но это стало раритетом. Таким необычным, что трогает сердце даже прожженных телевизионщиков. На похоронах Алексия II телевидение в режиме реального времени показало толпу простых людей, мокнущих у храма под промозглым дождем.

– Я потратила последние деньги, чтобы приехать в Москву и проститься, – сказала старая женщина и заплакала.

Ее слезы текли по лицу вместе с каплями дождя. У нее, как и у многих, не было зонта. Не знаю почему. Рыбьи глаза корреспондента на миг стали похожи на глаза нормального человека.

– Вряд ли стоящие здесь смогут попасть в храм, чтобы проститься, – констатировал он, смотря в глазок телекамеры нормальными, человеческими глазами.

«Вряд ли», – подумали телезрители.

Мне кажется, что вера растет из слез этой никому неведомой женщины, а она попала в кадр совершенно случайно. Ее на телекартинке могло и не оказаться… Если бы не сам господь бог.

В полтретьего ночи зазвонил мобильник. Я машинально взяла трубку.

– Извини, – произнес Илья нормальным голосом. – Я наговорил тебе кучу дерьма.

– Извиняю, – сказала я.

– Точно?

– Да.

– Ну, пока.

Так мы расстались с Ильей как нормальные, человеческие люди.

* * *

Я еле продрала глаза, замусоренные распиаренной дребеденью «Южного парка», и вышла на балкон. Справа золотился шпиль, уносясь в облако – туда, где сидел бог.

– Привет! – сказала я богу.

Он деликатно потрепал мне волосы ветром. Я их пригладила и потянулась до хруста в косточках. Прямо в глаза било солнце, и мне пришлось прищуриться. Я смотрела на солнце через ресницы. Они пылали тысячами радужных колец.

– Здорово! – рассмеялась я и загадала желание.

Я загадала желание о лучшей жизни под чей-то свист и посмотрела вниз. На меня глядела серая машина. Ее брови были удивленно приподняты, глаза начинались у кончика носа, почти у губ, и текли на лоб. Или наоборот. Как яичница времени безумного каталонца. Серая машина пучила на меня глаза, думая, что я за чудо такое. Ничего удивительного. У серой машины не было мозга. Точнее, лобных долей. Ее черепную коробку сплющило спереди воображением безумного инженера-конструктора.

– Спишь, что ли? – крикнул Илья.

– Стоя, – громко согласилась я.

Он рассмеялся, но ямочки с пятого этажа не видны. Жаль. Ямочки возле ушей выглядят просто уморительно.

– Спускайся. Мне надо тебе что-то сказать, – крикнул он.

Я посмотрела на облако, ветер, приглашая, растрепал волосы. Я спустилась вниз.

– Говори.

– Ты почему такая незагорелая?

– Не люблю плыть в мейнстриме. Когда все, взявшись за руки, идут в солярий, мне хочется из него выйти.

– Я заметил.

– Говори, что хотел.

– Бутерброды все еще тыришь?

– Тебе нужен подельник?

– Ну! – рассмеялся он. – На каждого Клайда своя Бонни. По одиночке они никто и звать их никак. Садись в тачку, поедем тырить.

Я села в придурковатую серую машину, чтобы тырить бутерброды. Мы застряли в пробке на перекрестке улицы и проспекта. Посередине проспекта тянулся бульвар.

– У тебя парень есть?

Потрясающе! Чудик спрашивал меня о парне, будто мы виделись в первый раз. Будто не было поездки на море, будто не было ничего и никогда. Получается, я стала его забытым прошлым. Ну и ладно! Он сам мое полузабытое прошлое. Я даже не думала о нем прошедшей ночью. Я смотрела «Южный парк». Так вот, оказывается, для чего он нужен. «Южный парк» – палочка-выбивалочка! Его надо вертеть по всем каналам до посинения человечества. По крайней мере, мне он помогает. Так что все отлично.